Дурная пища, предположил Джоджонах, и искренне понадеялся, что болезнь и путешествие не сведут его в могилу. Ему еще надо многое успеть в жизни. В любом случае Джоджонаху не улыбалась перспектива умереть одному, где-то на полпути между Палмарисом и Урсалом — городами, к которым он никогда не питал особых симпатий. И потому престарелый магистр с обычным своим стоицизмом продолжал ковылять дальше. Он шел медленно, тяжело опираясь на крепкую палку и кляня себя за то, что позволил себе разболеться.
— Благочестие, достоинство, бедность, — с сарказмом повторял Джоджонах.
Он вряд ли мог назвать свою жизнь особо достойной, а что касалось обета бедности — здесь он, наоборот, зашел слишком далеко. С благочестием было еще сложнее… Джоджонаху думалось, что это слово потеряло для него всякий смысл. Что значит быть благочестивым? Слепо следовать за отцом-настоятелем Марквортом? Или следовать велению своего сердца и быть верным тем понятиям, какие в это вкладывал Эвелин?
Последнее, решил Джоджонах, но, по сути, это мало что меняло. Магистр не знал наверняка, какой курс он должен избрать, чтобы в мире действительно что-то поменялось. Скорее всего, дело кончится тем, что его понизят в звании, возможно, даже выгонят из ордена, а то и сожгут как еретика. Церковь имела давнюю традицию набрасываться, словно хищный зверь, на тех, кого объявляла еретиками, забивая их до смерти. У Джоджонаха по спине поползли мурашки, и эта мысль показалась ему неким мрачным предзнаменованием. Да, Маркворт в последнее время пребывал в скверном настроении, которое портилось еще сильнее, если кто-либо упоминал имя Эвелина Десбриса! Магистр почувствовал, что на долгом пути в Урсал у него появился новый враг — уныние. И тем не менее он упорно продолжал шагать вперед.
Проснувшись на шестой день, он обнаружил, что небо затянуто густыми облаками. Ближе к полудню пошел холодный дождь. Поначалу Джоджонах даже обрадовался прохладе, потому что вчера солнце немилосердно палило весь день. Но когда пошел дождь, пробиравший его до костей, Джоджонаху стало совсем плохо, и он даже подумал, не вернуться ли в селение, где ночевал вчера.
Однако магистр не поворотил назад, а продолжал плестись дальше, обходя многочисленные лужи. Его внимание было обращено в прошлое; он размышлял об Эвелине и Маркворте, о пути церкви и о том, что он сам мог бы сделать для избрания правильного пути. Так прошел час, потом второй. Магистр настолько глубоко погрузился в свои мысли, что даже не услышал, как сзади приближается повозка.
— С дороги! — крикнул возница, туго натягивая поводья и резко сворачивая в сторону.
Повозка качнулась вбок, едва не задев Джоджонаха и окатив его целым фонтаном брызг. От испуга и удивления магистр упал на раскисшую землю.
Съехав с дороги, повозка увязла в грязи, и только это уберегло ее от падения, пока возница отчаянно пытался совладать с лошадьми. Наконец те остановились, и колеса повозки окончательно увязли в придорожной жиже. Возница спрыгнул с козел, лишь мельком взглянув на застрявшую повозку, затем поспешил туда, где сидел Джоджонах.
— Прошу прощения, — пробормотал магистр, увидев перед собой стройного парня лет двадцати. — Из-за дождя я не расслышал, что ты едешь сзади.
— Не надо извинений, — дружелюбно ответил возница, помогая Джоджонаху встать и пытаясь хоть как-то очистить от грязи его насквозь промокшую сутану. — Этого дождя я опасался с тех самых пор, как выехал из Палмариса.
— Палмарис, — повторил Джоджонах. — Я тоже пустился в путь из этого великолепного города.
Монах заметил, что парень сморщился при слове «великолепный», и потому умолк, посчитав более благоразумным не говорить, а слушать.
— Просто я ехал быстрее, — ответил парень и бросил безнадежный взгляд на свою повозку. — До сих пор, — тоскливо добавил он.
— Боюсь, нам не удастся вытащить твою повозку, — согласился Джоджонах.
Возница кивнул.
— В трех милях отсюда есть селение. Пойду туда за подмогой.
— Люди в здешних местах отзывчивые, — ободряюще сказал Джоджонах. — Наверное, я пойду вместе с тобой. Как-никак монаху они скорее помогут. Я ночевал там вчера, и они по-доброму отнеслись ко мне. И когда мы вытащим твою повозку, я надеюсь, ты возьмешь меня с собой. Мне надо в Урсал, а до него еще очень далеко. Да и тело мое, боюсь, не выдержит пешего перехода.
— Я тоже еду в Урсал, — объявил возница. — Может, вы мне поможете с моим поручением. Оно касается вашей церкви.
Джоджонах навострил уши и поднял брови.
— И какое же у тебя поручение? — спросил он.
— Дожили мы до печального дня, — продолжал парень. — Куда уж печальнее: убили настоятеля Добриниона.
У Джоджонаха округлились глаза. Он зашатался и, чтобы не упасть, схватился за рукав возницы.
— Добриниона? Как?
— Поври, — ответил возница. — Гнусная двуногая крыса. Пролез в церковь и убил настоятеля.
Джоджонах не верил своим ушам. В мозгу вихрем понеслись мысли, однако магистр был слишком слаб и сломлен болезнью. Он вновь опустился на мокрую и грязную дорогу, закрыл лицо руками и зарыдал. Джоджонах не знал, кого он оплакивает: настоятеля Добриниона, себя или свой возлюбленный орден.
Возница положил магистру руку на плечо, желая его утешить. Они вместе отправились в селение. Парень пообещал, что, даже если и удастся вытащить повозку, они все равно не двинутся в путь раньше завтрашнего дня.
— Я довезу вас до Урсала, — обнадеживающе улыбнулся возница. — Мы раздобудем покрывало, чтобы вам было тепло, святой отец, и запасемся провизией на дорогу.
В одном из домов, куда их взяли на ночлег, Джоджонаха уложили в теплую постель. Но уснуть ему не удавалось, поскольку в дом набилось полно народа. Всем хотелось услышать рассказ возницы о гибели настоятеля Добриниона. Джоджонах тихо лежал, прислушиваясь к разговорам. Наконец, продолжая все так же дрожать и потеть, он провалился в сон.
Юсеф и Данделион не вернулись вместе с караваном.
Магистр Джоджонах мгновенно проснулся. В доме было тихо и темно — совсем темно. Джоджонах прищурился, оглядываясь по сторонам.
— Кто здесь? — спросил он.
Юсеф и Данделион не вернулись вместе с караваном! — вновь услышал он, теперь уже громче и настойчивее.
Впрочем, нет, не услышал. Джоджонах сообразил, что никаких внешних звуков, за исключением стука крупных капель дождя по крыше, он не слышал. Эти слова он ощутил где-то в глубине разума и узнал человека, произносившего их.
— Брат Браумин? — спросил Джоджонах.
Я опасаюсь, что отец-настоятель отправил их за вами, звучало в его мыслях. Мой друг и наставник, берегитесь! Возвращайтесь в Палмарис, если вы еще не успели отойти далеко, под защиту настоятеля Добриниона, и скажите, чтобы Юсефа и Данделиона ни в коем случае не допускали в Сент-Прешес.
Контакт был слабым. Джоджонах знал, что Браумин не слишком искусен в обращении с гематитом. Да и условия для передачи, вероятно, были не самыми благоприятными.