— Мы что, в самом деле будем встречаться с королем? — спросил Роджер, немного ошалев от подобной возможности.
— Не бойся. Дануб Брок Урсальский — мой добрый друг, — ответил барон. — Да, мой добрый друг. Он даст мне аудиенцию и непременно поверит моим словам. Вне зависимости от того, сумеет ли он при отсутствии доказательств предпринять какие-либо открытые действия.
— Но я был свидетелем! — возразил Роджер. — Я видел, как тот монах убил Коннора.
— Твои свидетельства могут оказаться лживыми.
— Вы мне не верите?
— Очень даже верю! — ответил барон, привычно рубанув воздух рукой. — Верю, мой мальчик. Иначе, зачем мне были бы все эти хлопоты? Зачем бы я стал отдавать тебе Грейстоуна и меч Коннора? Если бы я не верил тебе, то еще тогда приказал бы заковать тебя в цепи и пытать до тех пор, пока не убедился бы, что ты говоришь правду.
Барон умолк и пристально взглянул на Роджера.
— Где этот меч?
Роджер беспокойно заерзал в кресле. Вдруг он злоупотребил доверием барона?
— Меч и коня я отдал для важного дела, — признался он.
— Кому отдал?
— Джилли, — поспешил ответить Роджер. — Ее дорога намного труднее; там что ни шаг, то сражение. Я отдал ей и Грейстоуна, и меч, поскольку ни на лошади толком ездить не умею, ни меч в руках держать.
— Тому и другому можно научиться, — недовольно проворчал барон.
— На это надо время, а его у нас нет, — возразил Роджер. — А Джилли меч и конь как нельзя кстати. Не сомневайтесь в ее силе и сноровке…
Роджер умолк, стараясь предугадать, как грузный барон воспримет все это.
— Здесь я тоже доверяю твоим суждениям, — произнес после долгого молчания барон. — Так что не будем больше об этом. Вернемся-ка лучше к нашим неотложным делам. Еще раз повторяю: я тебе верю. Но Дануб Брок более осторожен в своих выводах. Представляешь ли ты последствия наших заявлений? Если король Дануб поверит им и заявит об этом во всеуслышание, между государством и церковью может начаться кровопролитная война, которой ни одна из сторон не хочет.
— Отец-настоятель уже начал эту войну, — напомнил старику Роджер.
Лицо барона Билдебороха помрачнело, и он показался Роджеру совсем дряхлым и усталым.
— Вот потому мы и должны отправиться в Урсал, — сказал он.
Стук в дверь помешал Роджеру ответить.
Вошел камердинер.
— Ваша светлость, как стало известно, в Сент-Прешес прибыл новый настоятель. Его имя Де'Уннеро.
— Ты его знаешь? — спросил барон у Роджера, но тот лишь покачал головой.
— Новый настоятель желает встретиться с вами, — продолжал камердинер. — Сегодня вечером во время ужина в Сент-Прешес.
Билдеборох кивнул, и камердинер ушел.
— Похоже, мне надо спешить, — проговорил барон, глядя в окно на предвечернее солнце.
— Я отправлюсь вместе с вами, — сказал Роджер, подымаясь с кресла.
— Нет, — возразил барон. — По правде говоря, мне было бы интересно знать твое впечатление об этом человеке. Но если наши опасения верны и у заговора церковников длинные руки, я лучше пойду один. Пусть имя и облик Роджера Биллингсбери останутся неизвестными для настоятеля Де'Уннеро.
Роджер хотел было поспорить, но он знал, что барон прав. Знал он и другую причину, о которой умолчал Билдеборох. Как-никак Роджер слишком молод и неискушен в тонкостях подобных встреч. Барон опасался, что он вполне может что-нибудь сболтнуть по глупости, и тогда этот ужин окажется для Де'Уннеро весьма «сытным».
Поэтому Роджер остался в Чейзвинд Мэнор дожидаться возвращения барона.
До середины калембра не так уж и далеко. Особенно когда начинаешь думать обо всем, что надо успеть сделать до того момента. Отец-настоятель Маркворт мерил шагами свой кабинет. Проходя мимо окна, морщинистый старик останавливался и бросал взгляд на летнюю листву деревьев. События, произошедшие в течение последних нескольких недель, в особенности открытия, сделанные в Барбакане, и неприятности в Палмарисе, заставили Маркворта изменить свою точку зрения на многие вещи и ускорить необходимые действия по достижению давних и желанных целей.
С гибелью Добриниона расстановка сил в Коллегии Аббатов существенно изменилась. Пусть Де'Уннеро — совсем новичок среди настоятелей, но одно то, что он управляет Сент-Прешес, даст ему сильный голос на Коллегии. Возможно, он даже будет третьим по значимости после Маркворта и Джеховита, настоятеля Сент-Хонс. Это даст Маркворту огромную силу для удара.
Злорадно улыбаясь, старый церковник мысленно стал представлять грядущие события. Во время этой Коллегии Аббатов он навсегда разделается с Эвелином Десбрисом и неотвратимо заклеймит беглого монаха как еретика. Это очень важно. Маркворт понимал: если не разделаться с Эвелином, деяния последнего останутся доступными для истолкований. Пока на тень Десбриса не ляжет клеймо еретика, все монахи, включая первогодков, вольны обсуждать события, связанные с бегством Эвелина, а это крайне опасно. Кто поручится, что не найдутся сочувствующие Эвелину? И не вползет ли в подобные пересуды словечко «бегство», заменив собой обычно применяемые к этому монаху слова «убийство» и «кража»?
Да, чем раньше он составит обвинение в ереси и чем раньше оно будет принято иерархами церкви, тем лучше. Как только оно получит официальный статус, любое сочувственное упоминание об Эвелине Десбрисе, будь то в монастыре или в храме, станет недопустимым. Едва Эвелина объявят еретиком, его имя в анналах истории церкви будет раз и навсегда связано с проклятием.
Думая о дороге к заветной цели, Маркворт глубоко вздохнул. Он подозревал, что встретит сопротивление, и в первую очередь — со стороны упрямого магистра Джоджонаха. Если, конечно, магистр доживет.
Маркворт отбросил возможность еще одного убийства. Если все его открытые враги вдруг начнут погибать, вопрошающие взоры могут обратиться в его сторону. К тому же в своих взглядах Джоджонах не одинок. Время для сокрушительного удара еще не пришло. Пока рано.
Но если враги все-таки затеют сражение, Маркворт должен быть во всеоружии. Он должен обосновать свои утверждения о ереси Эвелина, поскольку взрыв в Барбакане пока также является предметом различных истолкований. Разумеется, никто не станет отрицать, что в ночь бегства Эвелина был убит Сигертон, но даже здесь у Джоджонаха могут оказаться свои доводы. Грех определяется не только действиями, но и намерением их совершить, и только неоспоримый грех является основанием для того, чтобы объявить кого-либо еретиком.
Следовательно, он должен подтвердить не только свое толкование событий, произошедших в ту ночь, когда Эвелин бежал из монастыря, прихватив камни. Чтобы объявление Эвелина еретиком было полностью оправданным (а церковь никогда не шла на такой шаг поспешно), Маркворту необходимо доказать, что Эвелин постоянно использовал камни для злодеяний и потому в конце концов его человеческая природа полностью выродилась. Но отец-настоятель понимал, что ему не удастся утихомирить Джоджонаха. Этот человек будет сражаться с ним везде, где дело касается Эвелина Десбриса, и до последнего станет противиться его замыслам. Сейчас Маркворт в этом не сомневался: Джоджонах приедет сюда на Коллегию Аббатов и обязательно ринется в бой. Их противостояние продолжается уже давно. Значит… значит, нужно уничтожить самого магистра, а не только разбить его доводы.