— Делай, что сказано, — приказал папа. — Сейчас не время для ссор.
Заночевали в заброшенном каменном доме. Наверно, когда-то это была ферма или амбар; вероятнее, практичная крестьянская комбинация того и другого. Крыша местами провалилась, но внутри оказалось достаточно места для всех, включая лошадей. Поблизости Эйран обнаружила остатки огорода. Он давно зарос сорняками, но сохранилось несколько съедобных растений, которые боролись с душившими их сорняками.
Довольный, папа решил, что можно рискнуть развести небольшой костер, после того, как стемнело, и враг не мог увидеть дым. Лорик с Велдином отправились на охоту, но дичь в этой части Ализона большая редкость.
Им пришлось прихватить ягненка из стада, пасшегося поблизости. Папе повезло немного больше. Он поймал в ловушку пару кроликов, а мама тем временем собирала добычу в огороде.
Скоро ягненок поворачивался на вертеле над огнем.
Мама с довольным видом работала рядом с папой, готовя похлебку из кроликов и помешивая размякшие дорожные сухари. Все шесть девочек сидели рядом, наблюдали и ждали. В животах у них урчало от голода, и мама время от времени давала им по ложечке, чтобы занять рты, пока не готов ужин.
Велдин гладил Острого Когтя, говорил с ним и кормил, ожидая, пока будет готова пища. Мышь надеялась, что он хоть на время оставит папу в покое, но он не унимался. Он говорил как будто со своей птицей или с другими воинами, но Мышь знала, что на самом деле это не так. И все остальные тоже знали.
— Хороший Острый Коготь, — говорил Велдин. — Прекрасная смелая птица. Никогда не было такой, как ты, хотя мы нашли друг друга в дикой местности. К тому времени клетки погибли, но черные соколы выжили. — Он искоса посмотрел на Данниса. — Понимаешь, так я нашел свою птицу. Когда горы начали распадаться, многие птицы улетели и теперь живут в глуши.
Когда умер мой Клык-и-Коготь, этот красавец отыскал меня. И с тех пор мы вместе, верно, Острый Коготь? И сразу узнаем настоящего сокольничего, когда его видим.
Не такого, который совратился, размягчился, позволил увлечь себя жен…
— Достаточно, Велдин. — Папа распрямился. Лицо его побледнело, он хмурился так сердито, что Мышь испугалась.
— Ты не настоящий сокольничий, — прямо ответил Велдин. — Больше нет. На твоем месте — я благодарю Великого Сокола за то, что я не на твоем месте, — я бы не стал надеяться, что к тебе прилетит новый сокол.
Папа шагнул к Велдину. Огонь костра осветил его лицо. Опасно сверкнули соколиные глаза.
— С меня хватит тебя и твоих, замечаний. Я устал сдерживаться, устал напоминать себе, что наше дело для тебя ничего не значит, потому что украли мою дочь, а этого ты понять не в состоянии. Я позволил тебе оскорблять меня, позволил оскорблять мою жену. Я мог бы забыть твои слова. Но теперь ты зашел слишком далеко, и больше я не стану глотать. Пойдем со мной, и мы решим спор раз и навсегда, как подобает сокольничим.
— Нет! — Мама вскочила и встала между ними, размахивая ложкой, которой мешала варево. — Я всю дорогу слушала, как ты оскорбляешь Ярета, и удивлялась, почему он не защищает ни себя, ни меня. Теперь я понимаю. Да, вы поссорились. Но… — Она подошла к Велдину и помахала ложкой у него перед носом. — Но вы будете ждать, пока мы не вернемся в Эсткарп, или ответите передо мной!
Папа вслух рассмеялся. Он повернулся к остальным, наблюдавшим за сценой, не решаясь вмешаться.
— Господа, моя жена сказала, и так и будет. Надеюсь, вы все в таких делах разбираетесь, хотя Велдин никогда не поймет!
Мужчины нервно рассмеялись и явно успокоились.
Они могли немного расслабиться: казалось, опасность временно отодвинулась. Мышь переглянулась со своими сестрами.
Мама спросила:
— Кто готов есть?
Шесть ложек выскочили из шести ртов, девочки возбужденно загалдели.
— Мы вше… — начала Шепелявая. И спросила:
— А как нам тебя нажывать?
— Эйран подойдет.
— Спасибо, Эйран. — Сверчок подставила свою тарелку. — Ссора не кончилась, и они о ней не забудут, ты знаешь, — негромко добавила она, так негромко, что Мыть едва расслышала.
— Да, — согласилась мама. Она тревожно посмотрела на папу. — Знаю.
Эту ночь дети снова проспали на соломе, еще более грязной и затхлой, чем в замке. Но несмотря на шорох зверьков, чьи норки потревожили эсткарпцы, и запах животных, девочки впервые после замка Эс спали спокойно. Но как они ни устали, как ни осоловели после еды, сразу не уснули, а некоторое время лежали и перешептывались.
— Вы думаете, мы доберемся до дома? — Птица пошевелилась на соломе, подняв облако пыли.
— Должны, — ответила Пламя. — О, я себя чувствую гораздо лучше после еды. А ты как, Мышь?
— Лучше, чем я надеялась. — Мышь поежилась; приятно были лежать с полным желудком. — Еще день, и я совсем приду в себя.
— Еще день, и мы вернемся в Эсткарп, если будем двигаться с такой скоростью, — заметила Сверчок.
— Не совсем. — Звезда сдержала чихание. — Два дня, может быть.
Мышь прижалась к Птице, и дети зашептались.
— Ты видела голубые искры вокруг папы и мамы?
— Конечно. И красные тоже. Я такое вижу все время.
— А я раньше никогда не видела. Только слышала.
— Может, теперь мы все это сумеем.
Голос мамы оборвал их разговор.
— Тише. Перестаньте шептаться. Спите.
— Да, мама.
— Да, Эйран, — сказали остальные, все, кроме Сверчка, которая повторила слова Мыши:
— Да, мама. — И все тут же расхохотались, впервые с того времени, как покинули замок Эс. Но потом послушно затихли и постепенно уснули.
Еще перед рассветом беглецы уже снова сидели в седлах и были готовы к отъезду. Папа и Велдин сохраняли перемирие; они держались настороженно, говорили друг с другом только в случае необходимости, и то только о самом насущном.
— Двигайтесь по дороге и постарайтесь уйти как можно дальше, — сказал Велдин. — Мы с Острым Когтем вернемся немного назад и посмотрим, сколько нас преследует.
— Будь осторожен, — сказал папа. — Тебе придется плохо, если тебя поймают.
Велдин улыбнулся, но Мышь видела, что улыбка у него невеселая.
— Не надо учить меня мастерству сокольничего, — ответил он. — Я вас скоро догоню.
В этот день Мышь ехала на папином седле, а мама взяла Звезду. Мышь вцепилась в гриву Рангина. Он повернул голову и посмотрел, словно хотел сказать: «А, это ты». Потом покачал головой, поплясал немного, как всегда, когда она садилась на него в Благдене. Так давно это было.