— Они продают Вашего брата, моя Леди.
Мой живот сжался от ее слов.
Что Вы имеете в виду?
Она теребила руки в рукаве платья.
— Сколько вам лет, моя Леди?
— Двадцать три.
— Вы девственница?
Я была оскорблена тем, что она осмелилась задать такой интимный вопрос.
— Это не ваша забота.
— Прости меня, моя госпожа. Я не хотела обидеть. Я просто пыталась узнать, поймёте ли вы, что они делают с ним. Вы знаете о tsoulus?
— Конечно, я… — Абсолютный ужас охватил меня. Это был Атлантский термин, который не имел никакого реального греческого перевода, но я знала это слово. Это были молодые мужчины и женщин, прошедших подготовку в качестве сексуальных рабынь для богатых и знатных. В отличие от проституток и иже с ними, они были очень тщательно подготовлены и изолированы с самого раннего возраста.
Такого же возраста как мой брат, когда его увезли из дома.
— Ашерон — tsoulus?
Она кивнула.
У меня закружилась голова. Этого не могло быть.
— Ты лжешь.
Она покачала головой: нет.
— Именно поэтому я писала, чтоб вы приехали, моя госпожа. Я знала, что вы не поверите, если не увидите сами.
И я до сих пор не верила. Это было невозможно.
— Мой дядя никогда не допустит такого.
— Твой дядя тот, кто продает его. Как вы думаете, он заплатил за этот дом?
Мне стало плохо от новостей и все во мне отказывалось верить в то, что было действительно очевидным.
— Я тебе не верю.
— Тогда пойдемте, если вы смелы, и увидите все сами.
Я не хотела, и все же последовала за ней в коридоры дома. Мы шли бесконечно, пока не достигли вестибюля, где Ашерон купался.
Она приложила палец к губам предостерегая меня соблюдать тишину.
И тогда я услышал их. Я могла быть девственна, но я не был наивна. Я подслушивала другие совокупления раньше.
Но хуже чем звуки удовольствия были крики боли, я слышала брата. Мужчина повреждал Ашерон, и он получал удовольствие в боли.
Я начала отходить от двери и натолкнулась на женщину.
Она говорила тихо.
— Остановите их, моя леди, и Ваш брат пострадает способами, каких Вы себе и вообразить не можете.
Ее слова, шепчущие, прошли сквозь меня. Моя душа кричала, чтобы я остановила это. Но женщина была права во всем. Она знала моего брата и дядю намного лучше, чем я.
Последнее что я хотела бы увидеть это как он страдает еще больше.
Наконец то, после, казалось бы, вечности, настала тишина.
Я услышал, как тяжелые шаги пересекли спальню, потом дверь открылась и закрылась.
Замерев, я не могла дышать. Я не могла пошевелиться.
Женщина открыла дверь в его комнату, чтобы показать Ашерона, прикованного цепью к кровати теми кругами. Они в его запястьях и лодыжках крепились к клювам птиц, которые украсили четыре стойки.
А я глупо думала, что они были крюками для балдахинов.
— Я не был проинформирован о том, за что Вы заплатили. Я предположил по Вашей внешности, что Вы хотели бы меня нежным. Я ошибся?
Те слова вспомнились мне, пока я наблюдала, как женщина открепила его.
Я не могла отвести взгляд от него, лежащего там голым. Травмированным. Кровоточащим.
Мой брат.
Слезы заполнили мои глаза, поскольку я помнила его таким, каким видела его в прошлый раз. Его пухлое лицо было повреждено, но не как это. Теперь его губы были расколоты, опух левый глаз, окровавлен нос. Были красные отпечатки рук и ушибы, формирующиеся на большей части его тела.
Никто не заслужил этого.
Я пошла вперед и в то же самое время дальняя дверь открылась. Надзирательница подзывала меня жестом выйти из комнаты.
Испуганная, я промчалась в тени, где меня могли услышать, но не могли заметить.
Послышались проклятья
— Что случилось здесь? — Я узнала голос Дяди Эстеса.
— Все хорошо, Идикос, — сказал Ашерон, его голос, грубый, полный боли. Кажется, он поднялся с постели и упал.
Я ожидала, что мой дядя будет сердит на человека, который повредил Ашерон. Но это было не так. Его гнев был направлен на брата.
— Ты не являешься ничем стоящим, — Эстес рычал. — Посмотри на себя. Ты не стоишь и свинцовой платы.
— Все хорошо, Идикос, — Ашерон настоял голосом, столь бесстрастным, что это выворачивало мой живот. — Я могу убрать мой…
Принесите блок и накажите, — сказал Эстес, прерывая его.
Я услышала протест Ашерона, но вместо слов, его голос был приглушен, как будто что-то препятствовало этому.
Я хотела кинуться в комнату и приказать им останавливаться, но не могла заставить ноги повиноваться мне. Я была слишком испугана, чтобы войти.
Я услышала звон цепей, врезающихся в плоть.
Ашерон издал приглушенный звук боли.
Избиение длилось очень долго, но наконец, стало тихо. Я сползла к полу, оплакивая его. Держа кулак во рту, заставляя сквозь слезы молчать, попыталась думать о том, что должна сделать. Как я могу остановить это?
Кто в мире поверит мне? Эстес был самым любимым братом моего отца. Мое слово против его ничего не значит. Никто не поверит.
— Поместите его в коробку, — сказал Эстес.
— Насколько? — спросил его другой мужчина.
Раздался полный отвращения вздох Эстеса.
— Даже с его способностью заживлять раны быстро, это займет, по крайней мере, день, чтобы он снова чувствовал себя достаточно хорошо для участия в развлечениях. Найдите Ореса и заставьте его заплатить за наши потери. Отмените встречи Ашерона и оставьте его внутри там до завтрашнего утра.
— Что относительно еды? — спросила надзирательница.
Эстес прорычал:
— Если он не может работать, он не может есть. Он не получит еды сегодня.
Я услышала как дверь открылась и снова закрылась.
— Теперь, где моя племянница?
— Она в гостинной, — ответил мужчина.
— Когда я пришел ее там не было.
— Она сказала, что пошла в город, — быстро исправилась надзирательница. — Уверена, она скоро вернется.
— Сообщите мне, когда она вернется, — Эстес зарычал. — Скажите, что ее Ашерон далеко, гостит у друзей.
Мужчина покинул комнату.
Я сидела на полу, глядя на купальный пруд. Глядя на зеркальные стены этой комнаты.