Хороший ход, осел. Люди. Он никогда не научится понимать их. К тому же они слабы, особенно их женщины.
Она отдала ему чек.
Злясь на себя за то, что заставил ее испытывать дискомфорт, он подписался и вернул чек ей.
Она сравнила его карту с подписью и нахмурилась.
– Катта…
– Катталакис. Это греческий язык.
Ее глаза чуть вспыхнули, когда она возвращала ему карту.
– Тогда совсем другое дело. Должно быть, вы замучились писать это по буквам для людей.
– Да.
Она убрала чек в ящик, потом положила упакованную коробку в небольшой пакет с веревочными ручками.
– Спасибо, – спокойно сказала она, ставя пакет на конторку перед ним. – Всего хорошего, мистер Катталакис.
Он кивнул и направился к двери, на сердце было еще тяжелее, потому что у него не получилось сделать ее счастливой.
– Подождите! – сказала она, когда он коснулся шарообразной ручки двери. – Вы забыли ожерелье.
Вэйн оглянулся в последний раз, зная, что никогда не увидит ее снова. Она была так красива, янтарные глаза сияли на божественном бледном лице. Что-то в ней напомнило ему ангела Рубенса. Она была неземной и прекрасной.
И слишком хрупкой для зверя.
– Нет, – спокойно ответил он. – Я оставил его той женщине, которой хотел оставить.
Брайд почувствовала, как у нее отвисла челюсть, его слова повисли в воздухе между ними.
– Я не могу это взять.
Он открыл дверь и вышел на улицу.
Схватив пакет с конторки, Брайд побежала за ним. Чтобы поймать его, ей пришлось бежать довольно быстро, потому что он быстро удалялся по улице к центру Квартала.
Поймав его за руку и поразившись жесткости бицепса, она заставила мужчину остановиться. Затаив дыхание, заглянула в манящие зеленые глаза.
– Я не могу взять ожерелье. – Сказала она, протянув пакет. – Это чересчур.
Он отказывался забрать покупку.
– Я хочу, чтобы оно было у Вас.
В его словах было столько удивительной искренности, что она только и могла смотреть на него в изумлении.
– Почему?
– Потому что красивые женщины достойны красивых вещей.
Ни один из тех, кто не был связан с ней родственными узами, никогда не говорил ей ничего такого доброго. Она даже подумать не могла, что какой-нибудь мужчина будет так думать о ней. А услышать это от красивого незнакомца означало для нее целый мир.
Эти слова так сильно тронули ее, что… что…
Она разрыдалась.
Вэйн застыл, чувствуя полное недоумение. Что это такое? Волки никогда не плакали. Волчица могла бы вырвать горло тому, кто ее достанет, но никогда не стала бы плакать, особенно, когда ей сделали комплимент.
– Простите, – сказал он, совершенно озадаченный тем, что же сделал неправильно. – Я совсем не желал обидеть Вас и думал, что это доставит Вам радость.
Она заплакала еще сильнее.
И что ему теперь делать? Вэйн оглянулся вокруг, но спросить было не у кого.
Можно попробовать прислушаться к человеческой половине. Но он не смог понять эту свою часть. Тогда, он прислушался к своей звериной сущности, которая инстинктивно знала, как заботиться о том, кому больно.
Он подхватил ее на руки и понес обратно к магазинчику. Животным всегда становилось лучше в их родной среде, так что стоило предположить, что и человеку тоже. Совладать с собой легче среди знакомых вещей.
Она вцепилась в его шею, пока он нес ее, и плакала даже сильнее. От ее горячих слез кожа покрылась мурашками, сердце обливалось кровью за нее. Что еще он мог сделать?
Брайд ненавидела себя за то, что сломалась. Что, черт возьми, с ней случилось? И что еще хуже, он нес ее!
Нес ее! И не жаловался на то, что она толстая и тяжелая, и не ворчал, что ему приходится напрягаться. Когда они с Тэйлором начали жить вместе, она в шутку попросила перенести ее через порог, на что он засмеялся и спросил, не хочет ли она, чтобы он заработал грыжу.
Позже ночью он согласился сделать это, но только если она купит ему грузоподъемник.
А сейчас этот совершенно незнакомый мужчина с легкостью нес ее по улице. Впервые в жизни она почувствовала себя едва ли не миниатюрной.
Но она не была такой, это бред. Брайд Мактирней перестала быть миниатюрной с тех пор, как ей исполнилось полгода.
Он открыл дверь, зашел внутрь и пяткой захлопнул ее за собой. Не меняя шага, донес ее до стула позади конторки. Заботливо усадив, концом футболки вытер ей слезы.
– О! – сказала она, когда он почти ткнул пальцем ей в правый глаз. Хорошо, что она не носила контактные линзы, иначе могла бы ослепнуть.
Он выглядел раскаивающимся:
– Извините.
– Не стоит, – ответила она, глядя на него сквозь слезы.
– Я должен просить прощения. Я не хотел, чтобы у вас был нервный срыв.
– Это как?
Он и вправду был серьезен? Определенно, он казался таким.
Она всхлипнула и вытерла глаза руками.
– Нет, это я вела себя по-дурацки. Извините.
Он подарил ей легкую, очаровательную улыбку.
– Все в порядке. Правда. Я понимаю.
Брайд уставилась на него с недоверием. Почему этот мужчина был так добр к ней? В этом нет смысла.
Может, это сон?
Пытаясь восстановить собственное достоинство, она достала подписанный им чек.
– Вот, – сказала она, отдавая чек ему.
– Зачем вы даете мне это?
– О, перестаньте. Никто не покупает такое дорогое украшение совершенно незнакомому человеку.
Но он не взял его. Вместо этого, достал коробочку из пакета, развернул ее и снова надел ленту на ее шею. Контраст между его горячими ладонями и холодными бусинами вызвал у нее дрожь.
Переплетя пальцы с завитками ее волос, он глядел на Брайд, как на восхитительный десерт, который умирал от желания попробовать.
На нее никогда не глядели так страстно. И этот красивый мужчина просто не мог смотреть на нее подобным взглядом.
– Оно создано для вас. Никакая другая женщина не смогла бы оценить его по достоинству.
Глаза Брайд наполнились слезами, но она быстро сморгнула их не дожидаясь, когда он начнет вызывать ей психиатра. Жар его ладоней обжигал кожу.
– Что? Вы проиграли пари или что-то еще?
– Нет.
– Тогда почему вы так добры ко мне?
Он дернул головой, как будто ее вопрос поставил его в тупик.