Святой Грааль | Страница: 136

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Томас всхлипнул. Пальцы тряслись, сердце колотилось как овечий хвост. Он сидит будто клещ на спине огромнейшего дракона — забожись, все равно не поверят! — летит поверх облаков, сзади хрипит и бьется в путах друг, одержимый бесом, но что дальше? Если дракон захочет его сожрать, взамен бросит мясо — для того калика и наготовил, но на сколько хватит мяса? А ежели дракон не сядет на землю?

Томас зябко передернул плечами, на постоянном встречном ветерке в

самом деле прохладно. Надо посадить дракона?

Вздрагивая всем телом, он с кинжалом в руке заглядывал в щели между костяными плитами. На середине спины они стали огромными, всей длины кинжала не хватило, чтобы лезвие коснулось уязвимого места. Он перевязал узлы, чувствуя себя, как коза на веревке, на четвереньках пополз, цепляясь за костяные выросты, до шеи, кинжал держал не по-рыцарски — хищно зажатым в зубах. К счастью, благородные сэры, не увидят его в такой унизительной позе. Впрочем, он на драконе, не на корове!

Вдруг спина дракона резко ушла вниз. Томас в панике вцепился в край плиты, тело потеряло вес, вокруг дракона все вдруг стало белым как молоко, потом белесость осталась наверху — падали как обломки скалы. Сердце перестало биться, сжалось как у самого пугливого зайца, который боится даже лягушек.

Томас цеплялся изо всех сил, чувствуя, как отрывается от надежной тверди, хотя сама твердь падает, падает, падает... Внезапно гулко хлопнуло, он с такой силой ударился подбородком о твердь, которая внезапно прыгнула навстречу, что зубы лязгнули, как мечи в бою. Во рту стало солоно и горячо, голова налилась свинцом, как и все тело, он отяжелел, его распластало, словно раздавленную лягушку, даже мысли ворочались тяжелые, отчаянные: за что все эти муки?

Крылья хлопали долго, мощно. Дракон поднимался рывками, Томаса то отпускало, то с силой прижимало к твердому, круша кости и наливая тяжелой кровью. Дракон, похоже, опускался до самой земли, заинтересовавшись какой-нибудь коровой, да то ли пастух спугнул, то ли странствующие рыцари, но теперь дракон словно решил расплющить седоков о небесную твердь!

Вспомнив о беспомощном друге, Томас оглянулся, торопливо перекрестил его. Голова Олега бессильно висела, упершись подбородком в грудь, веревки глубоко впились в могучее тело. Он был бледен, иногда вздрагивал, стонал сквозь стиснутые зубы.

— Потерпи, — проговорил Томас, захлебываясь от жалости. — Как только эта крылатая жаба перестанет кувыркаться... сразу почитаю молитву об изгнании дьявола. Или хотя бы бесов... Если вспомню, конечно...

Трудно вспомнить то, чего не знал, Томас с ужасом думал о священнике, которого надо отыскать срочно, дабы покропил одержимого святой водой, прочел молитву, помахал кадилом с ладаном и благовониями, коими Христос заменил человеческие жертвы. Ладно, он узрит издалека церковь. Но как посадить дракона перед домом священника? Дракон явно воспротивится, он из нечестивого дохристианского мира, креста не выносит!

Дракон оглянулся на миг, некоторое время летел по прямой, не обращая внимания на седоков, а когда оглянулся второй раз, Томас уже отполз обратно, торопливо развязывал ломая ногти, ближайший узел на мешке из турьей шкуры.

— Ох и жрешь, — сказал он с ненавистью, когда открытая пасть потянулась к нему. — Большая сыть брюху вредит, как говорит калика! В отшельники бы тебя.

Он зашвырнул один за другим три больших куска, а когда занес руку для четвертого, дракон, довольно прижмуря глаза, отвернулся. Челюсти с хрустом перемалывали сочное мясо, лишенное костей, на губах выступила кровавая пена, ветром ее сорвало и швырнуло на рыцаря. Томас брезгливо обтирал липкие слюни, отодвинулся к калике. Отвязывать и перевязывать свою веревку устал, оставил только самую толстую, привязав себя поперек пояса.

— Сэр калика, — позвал он печально. — Эх, сэр калика...

Он съежился, сохраняя остатки тепла, посмотрел на калику, тяжело вздохнул, и снова с кинжалом, теперь уже в руке, пополз с загривка ближе к шее. Длинное острие скользнуло между чешуек, толщиной с кулак, коснулось толстой кожи. Томас ткнул сильнее, кожа пружинила, лезвие подбрасывало. Вспомнив калику, он сцепил зубы и налег всей тяжестью. Кожа чуть прогнулась, но держала. Томас призвал на помощь Пречистую, выругался и ударил железным кулаком по рукояти.

Кинжал погрузился на ладонь, дракон вздрогнул, крылья чуть шелохнулись. Томас вцепился в костяные наросты, готовый к падению, метанию в воздухе, но дракон парил все также сонно, растопырив огромные крылья, грелся, ловя солнечные лучи на огромные темные паруса. Даже глаза закрыл от удовольствия, скотина.

Томас сжал челюсти, ахнул по рукояти кинжала со всей дури. Под ним дернуло, Томас едва не слетел кубарем — благо веревка спасла. Дракон хрипло вскрикнул, часто забил крыльями, развернулся по косой дуге, снова захлопал крыльями.

— Вот так-то, — проговорил Томас обессиленно сквозь зубы. он дышал часто, со всхлипами, зубы лязгали, а руки тряслись, будто кур крал. — Гонки устраивали!.. Турниры, видите ли...

Солнце теперь светило в левую щеку, но дракон чаще покачивался в воздушных струях, Томас судорожно хватался за костяные выступы. Он пугливо уводил глаза от края, но не мог забыть о жуткой бездне, что начиналась сразу от пуза дракона. Рук старался не отрывать, при любом шевелении сжимал пальцы и притискивался щекой к потрескивающей костяной плите. Плиты под ним двигались, терлись, разъезжались. Однажды дракон даже почесался на лету: кровь Томаса превратилась в лед, когда совсем рядом огромные, как хазарские мечи, когти шумно поскребли одетый в костяной панцирь бок, снимая стружки.

Томас в страхе вытащил меч, начал колоть дракона. Отвратительный зверь сладко жмурился и вытягивал шею. Получалось, рыцарь чесал его как толстого разнежившегося кабана, лезвие меча жестяно скрипело на жестких чешуйках, каждая — размером с ладонь.

Когда дракон внезапно взмахивал крыльями, а взмахивал всегда неожиданно, туловище резко проваливалось, ухая в бездну, Томас ронял меч, — хорошо привязанный ремешком к кисти! — как клещ, вцеплялся в костяную спину. Сердце и желудок карабкались к горлу, смертная тоска застилала глаза, затем следовал мощный взмах крыльев, и Томаса распластывало по спине дракона, словно налитую свинцом лягушку. Он не мог шевельнуть и пальцем, а глаза едва не лопались от прилива тяжелой крови.

Постепенно дракон начал забирать вправо, Томас с проклятиями заставил себя доползти до шеи, с силой вогнал кинжал глубже. Дракон каркнул, повернул, суетливо хлопая кожаными парусами.

Томас отполз назад, держа глаза на расширяющихся костяных пластинках: шея дракона не толще столетнего дуба, с обеих сторон зияет бездонная пустота. Сидя на широком загривке, Томас перевел дух, попытался унять дрожь в конечностях.

Внезапно дракон заработал крыльями чаще, но не поднимался, ринулся вперед так стремительно, что Томаса едва не сорвало встречным ветром: веревки натянулись, задрожали. Дракон, стуча по ветру темными парусами, догонял косяк белых лебедей, что мерно взмахивали огромными и чистыми, как снег, крыльями. Задний из лебедей не успел оглянуться, как дракон распахнул пасть, лебедей втянуло одного за другим, их было не меньше двух десятков. Лишь вожак, летевший во главе стаи, успел нырнуть вниз, сорвавшись буквально с зубов, уронил пару перьев с хвоста.