Когда дракон на миг умолк, набирая в грудь воздух для следующего вопля, Томас вскинул голову, огляделся. Он в западне, другого выхода нет. Дракон страшно взревел и пытался засунуть лапу в щель, у Томаса волосы шевелились под шлемом, ибо чудовищные когти царапали каменный пол всего в шаге. Дракон как-то сумел повернуться, и когти почти дотянулись до рыцаря. Томас распластался по стене, глядя с ужасом на лапу, что скребла пол уже в двух дюймах от его ноги. В отчаянии оглядывался, но вся пещера была сплошным выдолбленным каменным мешком: мышь не отыщет щелочку!
Когда Томас не мог уже разобрать, темно ли от закрывшей свет туши зверя или ночное небо покрыто звездами, он попробовал выглянуть. Едва успел отшатнуться — чудовищная лапа молниеносно накрыла щель, затрещали мелкие камешки, на твердых, как алмазы, когтях. Жуткий зверь сторожил добычу!
Послышались шаги. Голос калики донесся полусонный, с позевыванием:
— Это ты, сэр Томас?.. Спи, чего там. Пусть дракон остынет, не береди рану.
Томас крикнул нервно:
— Сэр калика!.. Даю честное благородное слово рыцаря, сома не трогал!
По ту сторону расщелины предостерегающе заворчал дракон, и, заслоняя звезды, появилась чудовищная лапа, с грохотом ударила по щели. Мелкие камешки со звоном застучали по железу. Томас отпрянул.
Голос калики донесся мирный, успокаивающий:
— Вообще-то верю... Правда, сом все-таки куда-то делся...
— Ты думаешь? — закричал Томас в ужасе, — что я съел этого поганого сома?
— Сэр Томас!
— Ну, не поганого, это перегнул, но я — палладин крестового похода, благородный сэр Мальтон...
— В охотничьем азарте, гм... Благородная страсть... Впрочем, я не говорил, что съел именно ты, хотя мы с драконом видели как ты утаскивал еще и щуку.
— Утаскивал?
— Сэр рыцарь, у каждого свои недостатки. Все грешные, бог простит. И дракон, если не простит, то забудет.
— Забудет?
— У драконов память, как у девок, — объяснил Олег. Дракон рычал все тише, словно старался понять смысл человеческих слов, или же калика чесал ему за ушами. — Утром не помнит, что было вчера. Забудет и то, как ты
утаскивал его сома...
— Не трогал!
— Гм... он, как и я, видел, как ты утаскивал его щуку. Возможно, видел даже больше, но ведь это у нас, родян, обманывать грех даже зверя, а у вас, христиан, все не как у людей...
Слышно было, как сэр калика устраивался возле дальнего костра, там в тишине потрескивали уголья. Томас запоздало вспомнил, что калика, погруженный в глубокие раздумья, все-таки мог видеть, как сом сам добрался до реки, ведь он даже посоветовал ему, Томасу Мальтону, спасти для неблагодарного дурака щук! Но теперь до калики не докричишься, спит как коней продавши, а совсем рядом мерно дышит дракон, словно тяжелые волны накатываются на берег, только вместо свежего морского воздуха пещерку заполнил тяжелый запах гниющего мяса, застрявшего в зубах зверя. Звезд ни одной: дракон привалился боком, перекрывая выход к свободе даже в своем сне.
Томас потихоньку сполз по стене на пол, стараясь не звякнуть доспехами. Дракон сопел ровно, мощно, и Томас сам не заметил, как забылся коротким и, как он считал, неспокойным сном.
Очнулся Томас от яркого солнца, что пускало огненные стрелы прямо в глаза. В его тесную пещерку доносился плеск, рев, мощные удары по воде.
Томас медленно с опаской приблизился к выходу. В сотне шагов от его пещерки дракон азартно ловил рыбу, а калика, обнаженный до пояса, сидел у прогоревшего костра, где от углей остался лишь черный выгоревший круг, старательно работал иголкой. На коленях у него лежала душегрейка из волчьей шкуры.
— Сэр калика, — позвал Томас тихонько, не выходя из щели. — Доброе утро!
— Утро доброе, — ответил калика рассеянно. Его брови были сдвинуты на переносице. — Как спалось?
— Спасибо, — ответил Томас вежливо. Он чуть выдвинулся, смерил взглядом расстояние до азартного рыбака. — Как у нашего коня настроение?
— У Жаворонка? Вроде бы неплохое. С рассвета ловит рыбу. Говорят лучше всего ловится именно на рассвете.
— Он прав, — подтвердил Томас уважительно. — Но как насчет сома?
— Есть только один способ узнать наверняка.
Томас вышел из расщелины, проговорил с достоинством:
— Сэр калика, ты в своих благочестивых размышлениях не заметил даже, что сам посоветовал мне помочь бедному зверю сохранить рыбу! Вот так за доброе дело... или как говорит один мой знакомый паломник из Руси: нашим салом да по нашей же шкуре!
Калика опустил иглу, брови взлетели на середину лба:
— Правда?.. Что-то смутно помню. Похоже, сома ты действительно не воровал... Да и в самом деле было бы чересчур даже для христианина. Правда, сом все-таки исчез... Хорошо-хорошо, оставим. Бог все равно все видит, а ваш христианский вовсе шпионит за каждым, ревнует, чтобы без его воли ни листок не слетел, ни волос с головы не выпал...
Томас приблизился к костру, кивнул на горбатую спину с встопорщенным гребнем:
— Не сожрет?
Калика подумал, почесал пятерней в затылке, пожал плечами:
— Авось не сожрет.
Томас обреченно опустился рядом с каликой. «Авось», «надо идти», «образуется», да еще таинственное заклятие «кусим», с которым калика шел напролом и побеждал. Томас пробовал сам выговаривать его тайком, эту магическую формулу, но на него, рыцаря Запада, не действовало: явно надо иметь таинственную русскую душу, которую аршином общим не измерить, а есть авось, когда надо идти и в удачу слепо верить...
Дракон внезапно метнулся вдоль берега, подскочил к крутому обрыву и, сидя на мелководье, выгребал когтистыми лапами комья желтой глины — с камешками, травой, хватал огромной пастью, торопливо глотал, выдирал новые, стараясь достать без камней, кореньев и грязи.
— Что это он? — шепнул Томас тревожно.
— Обожрался рыбой, — отмахнулся Олег. Деловито сделал узел на жилке, откусил, с удовлетворением осмотрел свою работу.
— А глина при чем?
— Животом мается. Кому уголь помогает, кому глина... Пусть нажирается, нам сегодня лететь весь день до вечера.
Он вытащил из мешочка огниво, а Томас, вздохнув, отправился по хворост. От реки снова раздались мощные удары по воде, рев, — наелась собака травы, как говорил калика, да ненадолго.
После короткого обильного завтрака Олег собрал в отдельную сумку ломти жареного мяса, а весь котелок густого тягучего варева влил в пасть дракону. Зверь ревел, крутил мордой, сунул лапу в рот, пробуя выгрести гадость, поперхнулся, глаза его стали впятеро крупнее, готовые вот-вот лопнуть.