Стоунхендж | Страница: 160

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ты... ты из спящих? Пришло время!

Яра медленно покачала головой. Глаза ее были полны сочувствия.

— Убей их! — приказал он.

— Нет.

— Ты получишь все... что хочешь...

— Я уже получила... почти все.

Он упал лицом в лужу крови. Все думали, что он умер, но Тайный нашел силы приподняться на дрожащих руках.

— Гульча!

— Я здесь, Великий Мастер, — послышался тихий голос.

— Убей... Убей... Ты получишь все...

Ее голос был негромким:

— А я хочу больше, чем все.

Он упал лицом в свою кровь и застыл. Яра набежала с такой силой, что вышибла из рук рыцаря чашу. Та покатилась, звеня и подпрыгивая. В полной тишине, где слышалось только частое с хрипами дыхание, этот звон словно разбудил застывших Ролана и Гульчу. Она хлопнула его по спине, тот прыгнул с плиты, не думая о предсказанной гибели, бросился за чашей. Светлые волосы развевались, как крылья, в глазах была решимость.

Когда рука его уже была близко, калика вырос у него на пути.

— Уйди, странник! — взревел викинг.

— А ты убей, — предложил калика, — если сможешь...

Он был безоружен, и у Яры екнуло сердце. Ролан взмахнул мечом, калика вскинул руку. Лезвие страшно блеснуло. Все ахнули, но калика, против ожидания, не упал, рассеченный надвое. Меч отпрыгнул слегка, калика отступил, глядя в голубые глаза викинга.

— Уйди, зарублю! — вскрикнул Ролан еще страшнее.

Только теперь Яра поняла, что викинг ударил плашмя, стыдясь зарубить безоружного.

— Я не уйду, — ответил калика. Он прямо смотрел в красивое мужественное лицо.

Ролан заскрипел зубами, вскинул меч. На лице его отразилась мучительная борьба. Глаза побелели, калика ощутил, что викинг сейчас нанесет смертельный удар, даже если потом будет стыдиться всю жизнь.

Он быстро подхватил чашу, швырнул ее Томасу.

— Лови!

Томас едва успел выставить вперед руки, а калика неуловимо быстро шагнул в сторону, поймал руку с падающим на него мечом, дернул. Хрястнуло, викинг с криком упал вниз лицом, а меч выскочил и запрыгал по каменным плитам в темноту.

Томас поймал чашу, глаза его были огромными и круглыми как у морской рыбы с большой глубины.

— Ты... Как ты взял чашу?

— Двумя пальцами.

— Это я понимаю, если уж гореть, то лучше двум пальцам, чем всей руке... но ты ведь язычник! Да не простой, а ратоборец старой веры, противной Христу!

Олег отмахнулся.

— Ну и что? Ежели я сам эту чашу делал...

— Ты?.. Так этот демон с небес говорил о тебе?

Олег почесал в затылке.

— На ней еще отметина от моего большого пальца. Я тогда чуть не заорал, еще горячая была... Ты думаешь, эта чаша в руках одного Христа побывала? А Колоксай, сын Таргитая, что пользовался две тыщи лет? А его сын Скиф? А Вандал, Славен, Гот — дети Скифа?.. Она побывала в руках великих героев, магов и пророков, ибо мир начался не с Христа, как тебе все время кажется. В ней также кровь Колоксая, пот Тевта и слезы Англа!

Томас торопливо, чувствуя себя карликом на плечах таких великанов, опустил чашу на круглую плиту. По серой поверхности словно пробежал ветерок, затем под донышком камень начал наливаться темно-вишневым цветом. От плиты пошел теплый воздух. Багровый цвет быстро менялся на пурпурный, тот стал алым, а теплый воздух стал жарким, затем весь камень раскалился докрасна, а под чашей он был оранжевым, переходя в белый.

Волна жаркого воздуха стала такой мощной, что люди отступили на шаг, закрывались ладонями от жара и слепящего блеска. Чаша качнулась, начала погружаться в камень.

Томас вскрикнул, шагнул, одолевая жар, но сильная рука ухватила за плечо.

— Не надо. Ее достанут... позже.

— Когда? — вскрикнул Томас неверяще.

— Не знаю. Могу только сказать — кто.

Все смотрели с трепетом, чувствовалось, что наступила священная минута раскрытия вселенских тайн.

Калика покосился на обращенные к нему бледные лица. Внезапно улыбнулся.

— Гм... Я не знаю только, как их назовут. То ли томасиды, то ли мальтониды.... или еще как.

Внезапно скребущийся звук привлек их внимание. Цепляясь за стену, поднимался бледный, со ссадиной на скуле Ролан. Все взоры повернулись к нему, и викинг, собравшись с силами, выпрямился, гордо откинул волосы на спину. Синие глаза смотрели без страха. Во взгляде были достоинство и гордость.

Олег, глядя на него внимательно, начертал в воздухе замысловатый знак. Глаза Ролана расширились. Олег добавил второй знак, и Ролан проговорил хрипло:

— Не могу поверить... Ты тот, о ком ходят смутные и страшные легенды?.. Верховный Контролер?

— Ты лучше поверь, — посоветовал Олег. — Хотя о Верховном Контролере я сам слышу впервые.

— Я не боюсь смерти, — ответил Ролан. — Но если ты в самом деле... А теперь верю, ибо ты сокрушил... это ли не доказательство?.. Да, понимаю, это не доказательство для тебя, но это доказательство для нас. Мы такие доводы понимаем лучше. Правота должна подтверждаться силой... Но скажи, Высший, почему... Почему? Что мы делали неверно?

— Спешили, — ответил Олег тяжело. Лицо его омрачилось. — Мы все время сворачиваем на более короткие пути! Мы жаждем добиться результатов уже при своей жизни. Жаждем их увидеть, потрогать руками. Ну и получить заслуженные поздравления.

— Мы не ради поздравлений, — простонал викинг.

— Да это я так... Короткие пути ведут к коротким взлетам, а падения бывают страшными. Это я уже видел не раз. Но человечество, а с ним и лучшие из человечества — Семеро Тайных! — всякий раз попадают в эту ловушку. Ну, не всякий, иначе род людской уже исчез бы.

— А ты... Контролер, ты — безгрешен? Никогда не ошибаешься?

Олег невесело улыбнулся.

— На беду, мой дар вещего служит только в мелочах. Ну, клад найти, шкуру спасти, дождь предсказать да крышу вовремя найти...

— Вот видишь!

— Да, но он дал мне прожить намного дольше, чем все Тайные. Я не умнее других, я просто видел больше. А может, благодаря этому и умнее. Я тоже ошибаюсь, но я заставляю себя учиться на ошибках. На своих, на чужих. Вообще учиться! На всякий случай. На будущее.

— Ты... убьешь меня?

Олег покачал головой.

— Хуже.

— Хуже? Что может быть хуже?

— Ты будешь дрожать, принимая решения, потому что будешь отвечать не только за свою деревню. Ты будешь засыпать в мучительных раздумьях, а ночью просыпаться с криком и в холодном поту, когда узришь, как по твоему повелению рушатся царства добра и справедливости, которые должны, по твоему мнению, зацвести под твоей рукой еще пышнее... Ты будешь люто ненавидеть людей за то, что такие грязные и никчемные, ненавидеть Семерых Тайных, потому что каждый тянет одеяло в свою сторону... Но ты должен научиться любить людей, хотя это и трудно. Хотя бы просто потому, что другого человечества на белом свете нет! Членов Семи Тайных можно заменить... назовем это заменой, а человечество заменить, увы, некем.