Рот Лизы цинично дернулся, но она прошептала только:
— Будем хоронить? — И так как это надо было сделать прежде всего, женщины и мальчик принялись копать могилы.
После этого последнего набега мало что осталось от деревни. Обмотав руки тряпками, женщины и дети рылись в обгоревших развалинах и отбирали все полезное: железные горшки, несколько тарелок и другую посуду, кое-какое сельскохозяйственное оборудование. Хуана и Лиза поймали несколько кур, которые с криками разбежались при появлении разбойников. Леатрис накинула веревку на престарелого осла, принадлежавшего деревенскому священнику, которого девочка почему-то очень не любила.
«Ну, там, где он теперь, осел не понадобится», — подумала Хуана. Конечно, говорить этого Леатрис она не стала.
Потом небо неожиданно потемнело, земля под ногами задрожала, взревела и рыгнула, как огромный зверь, у которого несварение желудка.
— Бегите! — закричала Хуана, оставляя свои поиски. Она взвалила на плечи тяжелый мешок со спасенным добром и шлепнула сына по заду. Осеберг, сын кузнеца, негодующе посмотрев на мать, подобрал свой собственный большой мешок и проделал с сестрой то же, что мать с ним. За ними последовали Лиза и ее пятеро детей. Остальные лишившиеся мужей женщины побежали с детьми к лесу со скоростью, какую позволяла ноша. Подальше от развалин деревни. Отход был отнюдь не тихим. Скот кричал, дети плакали, птицы в клетках шумели, время от времени ржал мул или осел.
К счастью, преследователей не было, никто этого шума не услышал. Это было дело не людей, а богов.
Небольшая группа оборванных беженцев пробиралась меж деревьев и скал, по липкой грязи и скользкому мху, через колючие кустарники вверх по крутому склону, торопливо уходя от новой беды. Дети падали, их приходилось поднимать; матери часто шлепали их. Самые маленькие плакали от голода и страха. Слышались резкие голоса ссорящихся. Юбки женщин отяжелели от грязи и были изорваны колючками. В отчаянии призывала Элен, жена плотника:
— Ну, ну! Маленькие птички в своих гнездышках никогда не ссорятся!
— О, заткнись! — рявкнула на нее Гондрин, хозяйка пивной.
— Мы идем слишком долго, — сердито проворчала Лиза. Ее дети молча поднимались по холму. — Все смертельно устали.
Думая, кто мог назначить, вероятно, опозоренную двоюродную сестру деревенской жрицей, Хуана посмотрела на нее, но ничего не ответила.
В страхе и волнении они почти не заметили, как подъем закончился и начался спуск. Но когда увидели, что путь относительно свободен от кустарников и колючек, Леатрис, дочь кузнеца, первой заметила:
— Тропа, мама! Тропа! Интересно, куда она ведет.
— Тропа, тропа, — кричали усталые и самые неосторожные.
— Куда тропа? — недоверчиво произнесла Хуана. —Знаем ли мы, кто ее проложил? А что, если нас прогонят от дверей, как нищих?
— Как ты всегда и делала, — громко отозвалась хозяйка пивной.
— Может быть, тропа ведет к крепости врага, — со страхом предположила Элен, жена плотника.
— А может, к убежищу? — с надеждой отозвалась Леатрис. Все заговорили одновременно, и только изредка сквозь общий гул пробивался чей-нибудь голос. Наконец Хуана простонала:
— О, если бы с нами был хоть один мужчина! — Все сразу с ней согласились.
— Ну, мужчин нет, — подвела итог Лиза, — так что постараемся вести себя как самостоятельные женщины. Те, кто согласен идти дальше, соберитесь здесь, рядом со мной. Кто не согласен, решайте, что будете делать. Что касается меня, то я иду. Что бы нас там ни ожидало, все равно хуже одиночества и страшной ночи в лесу не будет. Конечно, если там не крепость с солдатами. Но мы можем послать кого-нибудь вперед на разведку. Эгил! — позвала она своего старшего сына.
— Конечно, мама, — уверенно откликнулся юноша.
Ему почти семнадцать, и он уже пытается отрастить усы.
— Решено, — жизнерадостно заключила Лиза. — Уже темнеет. Устроим лагерь здесь или пойдем дальше?
— Если заночуем здесь, — послышался дрожащий девичий голос, — нас растерзают дикие звери.
— Нет, если мы разожжем костер, — презрительно ответил Эгил, сын Варена.
— Но если мы разожжем костер, — разумно отозвалась пожилая женщина, — разве нас не заметят дикари?
Лиза задумалась, а вокруг снова все заговорили одновременно.
— Мы должны поставить часовых, — наконец решила Лиза, — и дежурить по очереди. У кого есть что-нибудь тяжелое и острое? Вилы? Кухонный нож?
— А хватит ли для этого старших мальчиков? —засомневалась Элен, пытаясь сосчитать их.
Гондрин взяла прочную палку.
— Если Лиза согласна дежурить первой, я с ней, —объявила она. — Если кто-то покажется, вы будете предупреждены. — Она видела, как Элен со страхом посмотрела на мальчиков десяти, одиннадцати и двенадцати лет, и презрительно сказала: — О, Элен, тебе пора вырасти и не перекладывать свою ношу на плечи других. Кто еще?
Леатрис огляделась и увидела лопату, которой похоронили ее отца.
— Я с вами, — храбро сказала она.
— Нет. — Осеберг оттолкнул ее. — Это мое дело: теперь я глава семьи.
— Осеберг, — решила Хуана. — Иди с ними.
Женщины и дети тревожно проспали ночь на мокрой земле. Лес был полон незнакомых звуков и еще более странной глубокой тишиной. Дежурившие женщины и мальчики дрожали от страха и усталости, им хотелось прилечь, пусть даже на холодную землю. Очень трудно было не заснуть. Осеберга, Гондрин и Лизу сменили Эгил, Леатрис и — в последний момент — Хуана, которая не хотела, чтобы ее девственница дочь оставалась наедине с таким взрослым мальчиком, как Эгил. Тот искоса и разочарованно поглядел на нее. Хуана перехватила этот взгляд и мрачно улыбнулась. Она больше следила за детьми, чем за окружающим.
Они проснулись в холодном и влажном лесу, костер почти погас. Женщины рылись в тюках, отыскивая еду, и сумели найти несколько яиц, снесенных курами. Единственная коза не дала молока. Тоном, который говорил, что он не потерпит возражений, Эгил, сын пекаря, объявил, что он со старшими мальчиками отправится ловить дичь для голодных людей.
— Ждите здесь, — приказал он остальным. Элен согласилась, Лиза дала им время до позднего утра. Женщины использовали это время для перебора своих тюков; из-за жалких остатков пищи произошло несколько драк.
Первая и вторая смены отдыхали. Леатрис и ее мать сменили дочь Лизы Ловри и тощая старуха, вдова Мельбригда, с фермы на краю деревни. Мальчики вернулись с пустыми руками, все, кроме Осеберга, который отыскал дерево с кислыми дикими яблоками. Но даже их встретили с радостью. Все устало разобрали тюки и двинулись дальше.
Один день следовал за другим, холодный, сырой и голодный. Начался легкий дождь, но это не был обычный дождь. Падали грязные капли, словно воду смешали с пеплом от очага. Земля перестала дрожать, но тучи над головой по-прежнему были зловещего тускло-красного цвета, как будто небо охвачено огнем. Хуана и Лиза больше не могли идти, они сидели на земле и беспомощно плакали.