Женщины были старыми и морщинистыми, с жестокими выражениями и костистыми пальцами. Скандировали они громче, чем кто — либо еще, они наклонились, циркулировали воду водоема по кругу руками, затем заполнили три кожаных фляги ею. Поднявшись, они подозвали других людей вперед. Когда они проходили мимо первой женщины, она подняла флягу высоко и вылила красную воду на их головы. Вторая женщина, мокрыми от воды пальцами и выводила две грубые круглые диаграммы на груди каждого. Третья прижимала рот фляги к их губам, и они пили из нее гнилую воду.
После того, как эти три женщины проявили внимание ко всем людям, они двинулись в линии назад к деревне, закрыв глаза, тихонько напевая. Мы соскользнули к одной стороне, затем поплелись за ними, напуганные и озадаченные, но невероятно любопытные.
В деревне люди надели серые одежды, каждая из которых была срезана впереди, чтобы показать грудь и круглые темно-красные знаки. Только один человек оставался раздетым — молодой мальчик, приблизительно двенадцати или тринадцати лет. Когда все были одеты, они сформировали длинную линию, три в ряд, трио старых женщин, которые обрабатывали из фляги нос и голого мальчика одного перед всеми другими. Громко скандируя, они прошли процессией к храму. Мы подождали, пока они пройдут, затем тихо последовали за ними, заинтригованно.
У входа в храм процессия остановилась, и объем скандирования увеличился. Я не мог понять то, что они говорили — их язык был чужд мне — но одно слово повторяли больше чем другие, и с большим вниманием. «Кулашка!»
— Любая идея, что означает «Кулашка»? — спросил я Харката и Спитса.
— Нет, — сказал Харкат.
Спитс начал качать головой, затем остановился, глаза у него расширились, губы утончились от страха. — Святые моряки! — прохрипел он, и упал на колени.
Харкат и я вытаращили глаза на Спитса, затем подняли глаза, и увидели причину его шока. Наши челюсти упали, когда мы обратили внимание на самое кошмарное чудовищно вообразимое существо, извивавшееся из храма как червь-мутант.
Это, должно быть, было человеком однажды, или произошло от людей. У этого было человеческое лицо, кроме его головы размером шести или семи нормальных голов. И у этого было множество рук. Никакого оружия — и никаких бедер или ног — только грузы рук, торчащие как булавки из игольницы. Это было несколько метров шириной и возможно десять или одиннадцать метров длиной. Его тело сужалось назад как у гигантского слизняка. Это ползало вперед медленно на сотнях пальцев, тащась, хотя оно выглядело способным к перемещению более быстро, если оно желало. Оно имело только один огромный налитый кровью глаз, висящий низко на левой стороне его лица. Несколько ушей усеивали его голову в различных местах, и там было два огромных, выпуклых носа высоко над верхней губой. Его кожа была грязная белого цвета, висящая от его непристойной структуры в отвисших, дряблых сгибах, которые дико дрожали каждый раз от его перемещений.
Эванна назвала бы монстра хорошо. Это было крайне и полностью гротескно. Никакие другие слова не могли передать его отталкивающие качества так просто и ясно.
Когда я оправился от своего первоначального шока, я сосредоточился на том, что происходит. Голый мальчик встал на колени перед Гротеском, широко раскинув руки, ревя много раз, «Кулашка! Кулашка! Кулашка!»
Пока мальчик ревел, а люди скандировали, Гротеск остановился и поднял голову. Он сделало это как змея, выгибая тело назад так, чтобы передняя часть пошла вперед. Оттуда, где мы скрывались, я получил более близкий обзор на его лицо. Оно было шероховатым и плохо сформированным, как будто оно было вырезано из шпаклевки скульптором с шаткой рукой. Всюду были клочья волос, куда бы я ни посмотрел, противные темные пучки, в которых больше образований кожи, чем волос. Я не видел зубов в его зияющей пасте, за исключением двух длинных, кривых клыков в первых рядах.
Гротеск опустил себя и заскользил вокруг группы людей. Он оставил тонкий, слизистый след пота. Пот медленно сочился из пор на всем протяжении его тела. Я поймал соленый запах, и хотя он не был сильнее запаха гигантской жабы, его было достаточно, чтобы заставить меня зажать рукой нос и рот так, чтобы меня не вырвало. Люди — Кулашка, из-за отсутствия лучшего слова — не возражали против зловония. Они становились на колени как перед своим … богом? Королем? Домашним животным? … независимо от того, что это было он прошел и протер их лица следами своего пота. Некоторые даже высунули языки и лизнули его!
Когда Гротеск прокружил вокруг всех своих поклонников, он вернулся к мальчику на фронте. Снова поднял голову, наклонился вперед и высунул свой язык, огромную розовую плиту, с капающими толстыми шариками слюны. Он облизал лицо мальчика. Тот не вздрогнул, но гордо улыбнулся. Гротеск облизал его снова, затем обернул свое неестественное тело вокруг него раз, два, и три раза, и задушил его своими мясистыми катушками, как удав убивает своих жертв.
Первым моим побуждением было спешить на помощь мальчику, когда я увидел, что он исчезает под потной плотью Гротеска, но я не мог бы его спасти. Кроме того, я видел, что он не хотел быть спасенным. Это было ясно по его улыбке, что он считал это честью. Поэтому я остался, пригнулся в траве и не выходил из нее.
Гротеск выбил жизнь из мальчика — он закричал один раз, кратко, поскольку существо сделало осколки из его костей — потом развернул себя и приступал к глотанию его целиком. Опять же, в этом отношении, он действовал как змея. У него была гибкая нижняя челюсть, которая тянулась вниз достаточно далеко, чтобы монстр обернул свой рот вокруг головы и плеч мальчика. Используя язык, челюсти и некоторые из рук, он медленно, но устойчиво втягивал остальную часть тела мальчика вниз в его нетерпеливое горло.
Пока Гротеск пожирал мальчика, две женщины вошли в храм. Они появились вскоре после этого, сжимая два стеклянных пузырька, приблизительно сорока сантиметров длиной, с толстыми стеклянными стенами и корковыми пробками. Темная жидкость бежала в трех четвертях пути к вершине каждого пузырька — это должно быть и есть "Святая жидкость Эванны".
Когда Гротеск закончил пожирать мальчика, мужчина вышел вперед и взял один из пузырьков. Подходя к животному, он поднял пузырек вверх и мягко скандировал. Гротеск холодно изучал его. Я подумал, что он собирается его убить также, но потом он опустил голову и открыл огромную пасть. Мужчина полез в рот Гротеска, убрал пробку от пузырька и поднял ее к одному из клыков существа. Вставив наконечник клыка в пузырек, он зажал туго стеклянную стенку против него. Гуща, вязкого вещества медленно сочилась из клыка и сочилась вниз в сторону трубки. Я видел, как Эвра доил яд из клыков его змеи много раз — это было то же самое.
Потом, когда жидкость больше не просачивалось от клыка, человек закупорил пузырек пробкой, вернул его женщине, взял второй пузырек и доил другой клык Гротеска. Когда он закончил, он оступил подальше и рот монстра закрылся. Мужчина вернул пузырек назад к остальной части, потом присоединился к группе, и начал громко скандировать наряду со всеми остальными. Гротеск изучал их своим единственным красным глазом, его жесткая подобная человеческой голова, качалась из стороны в сторону в такт скандированию. Затем он медленно повернулся и затопил назад в храм на его вагоне пальцев. Когда он вошел, люди последовали, в три ряда, тихо скандируя, исчезая во мраке храма за Гротеском, оставляя нас потрясенных и одних снаружи, чтобы уйти и обсудить зловещее зрелище.