Когда мальчик приблизился к шине и поднял таракана, его мать — всегда готовая к вреду — высунула голову из соседней палатки, сорвала левое ухо и бросила им в него. Оно закружилось в воздухе как бумеранг и выбило таракана из пухлых пальцев мальчика. Визжа, он умчался назад к брату и сестре, а Александр спал, не подозревая, что чудом избавился от неприятной участи.
— Урча! — отрезала Мерла, ловя ухо, когда оно прилетело назад, затем снова прикрепила его к голове. — Если я поймаю тебя снова, беспокоящим Александра, я запру тебя с Человеком-волком до утра!
— Шэнкус заставил меня сделать это! — заскулил Урча, получив локтем в бок от своего старшего брата.
— Я не сомневаюсь, что он довел тебя до этого, — рычала Мерла, — но ты достаточно взрослый, чтобы знать лучше. Не делай этого снова. Шэнкус! — добавила она. Мальчик-змей посмотрел невинно на свою мать. — Если Урча или Лилия попаду сегодня вечером в неприятности, я буду считать тебя ответственным.
— Я ничего не делал! — закричал Шэнкус. — Они всегда…
— Достаточно! — прервала его Мерла. Она направилась к своим детям, затем увидела, что я сидел в тени дерева рядом с тем, на котором висел Александр Рибс. Ее лицо смягчилось. — Привет, Даррен, — сказала она. — Что ты делаешь?
— Ищу тараканов, — сказал я, управляя короткой улыбкой. Мерла и ее муж, Эвра Вон — человек-змея и один из моих самых старых друзей — были очень любезны со мной, когда я прибыл несколько недель назад. Хотя мне было трудно ответить на их доброту в моем несчастном настроении, я сделал так много усилий, сколько мог.
— Холодно, — отметила Мерла. — Принести тебе одеяло?
Я покачал головой. — Нужно больше чем небольшой мороз, чтобы охладить полувампира.
— Хорошо, ты не мог бы последить за этими тремя, пока ты на улице? — спросила она. — У Эвры кожа линяет. Если бы ты смог удержать детей в стороне, это была бы реальная помощь.
— Без проблем, — сказал я, поднимаясь и сметая с себя пыль, когда она вернулась в палатку. Я подошел к трем детям Вон. Они смотрели на меня неуверенно. Я был необычно важным после возвращения в цирк уродов, и они были не совсем уверены, что делать со мной. — Что бы вы хотели сделать? — спросил я.
— Таракан! — завизжала Лилия. Ей было только три года, но выглядела она на пять или шесть из-за грубой, цветной чешуи. Как Шэнкус, Лилия была получеловеком, полузмеей. Урча был обыкновенным человеком, хотя он хотел походить на двух других, и иногда приклеивал разукрашенные обрывки фольги к телу, вводя свою мать в дикое раздражение.
— Нет больше тараканов, — сказал я. — Что — нибудь еще?
— Покажи нам, как ты пьешь кровь, — сказал Урча, и Шэнкус сердито на него зашипел.
— Что случилось? — спросил я Шэнкуса, которого назвали в мою честь.
— Он не должен был это говорить, — сказал Шэнкус, сглаживая назад желто-зеленые волосы. — Мама сказала нам не ничего не говорить о вампирах — это может расстроить тебя.
Я улыбнулся. — Мамы волнуются о глупых вещах. Не волнуйтесь — вы можете говорить все, что угодно. Я не возражаю.
— Тогда ты можешь показать нам, как ты пьешь кровь? — спросил Урча снова.
— Несомненно, — сказал я, затем раскинул руки, сделал страшное лицо, и издал глубокий стонущий шум. Дети завопили от восхищения и убежали. Я поплелся за ними, угрожая разорвать их животы и выпить всю кровь.
Хотя я был и в состоянии изобразить веселье для детей, внутри я чувствовал себя пустым как всегда. Я все еще не смирился со смертью мистера Крэпсли. Я спал очень мало, не больше чем час или два в основном ночью, и я потерял аппетит. Я не пил кровь, начиная с отъезда из города. Также я не мылся, не менял одежду, разорванную ногтями — они росли быстрее, чем человеческие — или плакал. Я был пустым и потерянным, и ничто в мире не казалось стоящим.
Когда я пришел в цирк, мистер Толл провел весь день, закрывшись в его трейлере с Эванной. Они появились поздней ночью и Эванна улетела без слов. Мистео Толл проверил, что с Харкатом и со мной все хорошо, затем поселил нас в палатке, с гамаками и со всем остальным, что требовалось. С тех пор он потратил много времени на разговоры со мной, рассказывая о мистере Крэпсли и о том, что они вместе делали в прошлом.
Он просил меня поделиться моими собственными воспоминаниями, но я мог только улыбнуться слабо и покачать головой.
Я не мог упомянуть имя мертвого вампира без сжатия в животе и пульсирующей головной боли.
Я не очень общался с Харкатом в последнее время. Он хотел обсудить смерть нашего друга, но я не мог говорить об этом, и отвергал его, чем очень его расстраивал. Я был эгоистичен, но я ничего не мог с этим поделать. Мое горе было выжимающим и бесконечным, отключая меня от тех, кто заботился обо мне и желал помочь.
Впереди, дети Вон остановились, схватив ветки и гальку, и бросили их в меня. Я наклонился, чтобы схватить палку, но мои мысли вернулись в прошлое к той подземной пещере и лицу мистера Крэпсли когда он отцепился от Стива и упал на пламенные колья. Печально вздохнув, я сел в середине поляны, не замечая, как дети Вон покрывали меня мхом и грязью и с любопытством в меня тыкали. Они думали, что это часть игры. У меня не было духа, чтобы сказать им, что это не игра, поэтому я просто сидел не двигаясь, пока им не надоело и они не побрели прочь. Потом я оставался там, грязный и один, когда наступила ночь и похолодало вокруг меня.
Когда потянулась другая неделя, я все дальше и дальше уходил в себя. Я больше не отвечал людям когда они задавали вопрос, только ворчал как животное. Харкат попытался заговорить со мной о моем настроении три дня назад, но я обругал его и сказал ему оставить меня в покое. Он вышел из себя и сильно ударил меня. Я, мог бы, нырнуть с пути его коренастого серого кулака, но я позволил ему прибить меня в землю. Когда он наклонился, чтобы помочь мне встать, я отбил его руку прочь. Он не разговаривал со мной с тех пор.
Жизнь пошла своим чередом вокруг меня. Люди цирка были взволнованы. Труска — леди, которая могла вырастить бороду по желанию, затем втянуть волосы назад в лицо — вернулась после отсутствия в несколько месяцев.
Большая вечеринка состоялась, в ту ночь, по случаю ее возвращения. Было большое приветствие и пение. Я не присутствовал. Я сидел один на краю лагеря, с каменным лицом и сухими глазами, думая — как обычный — о мистере Крэпсли. Поздно ночью, раздался стук в мое плечо. Подняв глаза, я увидел Труску, которая улыбаясь, протягивала мне кусок пирога. — Я знаю, ты чувствуешь себя упавшим, но я думаю, что тебе могло бы понравиться это, — сказала она. Труска все еще училась говорить на английском языке и часто корежила слова.
— Спасибо, но я не хочу, есть, — сказал я. — Рад видеть тебя снова. Где ты была? — Труска не ответила. Мгновение она смотрела на меня — затем сунула часть пирога в мое лицо! — Что за черт! — заорал я, вскакивая на ноги.
— Это, то, что ты получаешь за свои большие капризные кишки, — засмеялась Труска. — Я знаю тебе грустно, Даррен, но ты не можешь все время сидеть как сварливый медведь.