Мама встала со скамейки и опустилась рядом с миссис Леонард. Она гладила ее по голове, шептала что-то, успокаивала, потом помогла ей подняться и усадила на скамейку. Миссис Леонард плакала. Теперь она принялась жаловаться, какая она плохая мать и как Стив ее ненавидит.
- Идите поиграйте где-нибудь, - велела мама нам с Энни. Мы послушно встали. - Даррен! - окликнула меня мама. - Не думай о том, что она тебе наговорила. Миссис Леонард тебя не винит. Просто она очень боится за сына.
Я печально кивнул. А что бы сказала мама, если бы знала, что миссис Леонард права и виноват я?
Мы с Энни отыскали игровые автоматы. Я думал, что не смогу играть после такого, но вскоре так погрузился в игру, что забыл и о Стиве, и о больнице. Приятно на некоторое время отвлечься от ужасов настоящего мира. Если бы не кончились монетки, я бы, наверное, проиграл всю ночь.
Мы вернулись к взрослым. Миссис Леонард уже успокоилась, и они с мамой заполняли документы. Мы с Энни уселись и снова стали ждать.
В десять часов Энни начала зевать, и я тоже почувствовал усталость. Мама только взглянула на нас и тут же велела отправляться домой. Я заспорил, но она меня оборвала:
- От вас тут все равно никакой пользы. Я вам позвоню, как только станет что-нибудь известно. Даже ночью. Договорились?
Я колебался. Это был мой последний шанс рассказать про паучиху. Честно говоря, я чуть не проговорился, но слишком устал и не мог подобрать слова.
- Ладно, - мрачно согласился я и вышел. Папа отвез нас домой. Что он сделает, если я расскажу ему про мадам Окту, мистера Джутинга и все остальное? Конечно, накажет меня. Но я не рассказал не из-за того, что испугался, а потому, что знал: ему станет стыдно за меня, ведь я соврал и в трудную минуту не захотел спасти друга, потому что боялся за себя. Я испугался, что отец возненавидит меня.
Энни заснула в машине. Папа на руках отнес ее в кровать. Я медленно прошел в свою комнату, стал раздеваться и все время тихо сам себя ругал.
Я уже убирал одежду в шкаф, когда заглянул отец.
- Ты как, нормально? - спросил он,
Я кивнул.
- Стив поправится, - продолжил он. - Обязательно поправится. Врачи знают свое дело. Они поставят его на ноги.
Я снова кивнул, боясь, что если открою рот, то во всем признаюсь. Папа еще секунду постоял в дверях, потом вздохнул и пошел в свой кабинет. На лестнице послышались его тяжелые шаги.
Я повесил брюки в шкаф и тут заметил клетку с мадам Октой. Осторожно ее достал. Паучиха лежала посреди клетки и мирно дышала. Спокойная, как будто ничего не случилось.
Я разглядывал ее разноцветную спинку, но теперь паучиха меня не радовала. Да, она яркая, но волосатая, безобразная и гадкая. Я почувствовал, что ненавижу ее. Ведь именно она виновата в том, что произошло. Она укусила Стива, хотя он ей ничего не сделал. А я-то ее кормил, заботился о ней, играл. И вот как она меня отблагодарила!
- Ах ты, уродина! - прорычал я и тряхнул клетку. - Неблагодарная скотина!
Я еще разок тряхнул ее. Паучиха крепко обхватила лапами прутья. Тут я совсем озверел, стал раскачивать клетку взад-вперед. Пусть и ей тоже будет плохо!
Дальше я придумал крутить клетку по кругу. Я ругал паучиху, обзывал ее всеми плохими словами, какие знал. Я хотел, чтоб она сдохла.
Я проклинал тот день, когда увидел ее. Я ругал себя за то, что у меня не хватает смелости достать ее из клетки и расплющить.
Наконец я уже так разозлился, что со всей силы швырнул клетку, не глядя куда. К моему ужасу, клетка, описав дугу, вылетела прямо в окно.
Я метнулся за ней. Мне стало страшно: вдруг клетка ударится о землю и разобьется. А если врачи сами не придумают, как вылечить Стива, то им нужна будет мадам Окта: они изучат ее и помогут Стиву. Но если она убежит…
Я бросился к окну, зная, что не успею поймать клетку, но надеясь, что смогу хотя бы проследить, куда она упадет. Я глядел, как она летит вниз, и молил Бога, чтоб она не разбилась. Казалось, клетка падает целую вечность.
И вдруг, когда до земли оставалось совсем чуть-чуть, из темноты появилась рука и схватила клетку.
Рука?
Я высунулся из окна. Было уже совсем темно, и сначала я не мог разглядеть, кто там внизу, но потом человек вышел из тени, и я его узнал.
Сначала я увидел морщинистую руку, поймавшую клетку. Затем длинный красный плащ. Коротко стриженные оранжевые волосы. Длинный безобразный шрам. И наконец, острые зубы.
Это был Мистер Джутинг. Вампир.
И он мне улыбался!
Я уже ждал, что он превратится в летучую мышь и подлетит к окну, но мистер Джутинг только потряс легонько клетку, видимо, хотел убедиться, что с мадам Октой все в порядке.
А потом, все так же улыбаясь, он развернулся и пошел прочь. Через несколько секунд он исчез в темноте.
Я закрыл окно и нырнул в постель. В голове у меня роились тучи вопросов. Давно он стоял под окном? Раз он знал, где мадам Окта, то почему не забрал ее сам? Мне казалось, он должен быть в ярости, а он улыбался. Почему он не откусил мне голову, как говорил Стив?
О сне не могло быть и речи. Теперь мне было страшнее, чем в ту ночь, когда я украл паучиху. Тогда я хоть мог утешать себя тем, что он не знает меня, а значит, не найдет.
Надо сказать папе. Ведь вампир нашел наш дом, и у него есть причина сердиться на нас.
Папа должен об этом знать. Надо его предупредить, чтобы он успел приготовиться. Но…
Он мне не поверит. Особенно теперь, когда у меня нет мадам Окты. Я представил, как пытаюсь убедить его, что вампиры на самом деле существуют, а один из них только что стоял у нашего дома и в любой момент может вернуться. Папа решит, что я сошел с ума.
На рассвете, когда стало ясно, что вампир не вернется до заката, мне удалось немного поспать. Спал я плохо, но проснулся со свежей головой и соображать стал гораздо лучше. Теперь я понял: бояться нечего. Если бы вампир хотел меня убить, он мог бы это сделать вчера вечером, когда я его не ожидал. Но почему-то он не захотел меня убивать, по крайней мере сейчас.
Перестав волноваться из-за вампира, я вспомнил о Стиве и задумался над своим главным вопросом: сказать правду или нет? Мама провела ночь в больнице. Она присматривала за миссис Леонард, звонила друзьям и соседям, рассказывала про Стива. Будь она дома, я бы ей все рассказал, но признаться во вранье отцу было страшно.
Воскресенье началось печально. Папа пожарил на завтрак яичницу с колбасой. Она, как всегда, подгорела, но мы не жаловались. Я проглотил все, почти не жуя. И не потому, что я проголодался. Просто я хотел показать, что это обычное воскресенье.
Как раз когда мы заканчивали завтрак, позвонила мама. Папа долго с ней разговаривал, вернее, говорила она, а он только кивал и что-то бурчал. Мы с Энни замерли, надеясь услышать, что говорит мама. Наконец папа повесил трубку и вернулся к столу.