Гром и второй молодой волк вернулись в стаю. Они тихо ускользнули почти сразу после окончания битвы, в которой потеряли своего товарища. Я не успел ни попрощаться с ними, ни сказать спасибо.
Интересно, доведется ли мне еще когда-нибудь побегать со стаей. Вряд ли, даже если Князья помилуют меня. Теперь, когда Совет подходит к концу, волки уйдут от Горы. Скорее всего, я больше никогда не увижу ни Грома, ни Руди, ни всех остальных.
После суда и до похорон я сел писать дневник. Я не прикасался к нему с тех пор, как мы пришли на Гору. Сначала перечитал свои старые записи, потом описал все, что произошло с тех пор, как мы с мистером Джутингом оставили цирк уродов и отправились к Горе. За работой мне удалось забыться, время пролетело незаметно. Вообще-то я не любил писать — больно напоминает школьные сочинения, но сегодня слова побежали сами собой. Я писал и писал, прервавшись только один раз, чтобы поесть, и еще один, чтобы поспать пару часов.
Я надеялся, что дневник поможет мне навести порядок в голове. Мне хотелось, чтобы все встало по местам, особенно относительно Курды. Но к концу я был все в том же замешательстве, что и в начале. Сколько я ни думал, все равно приходил к выводу, что Курда одновременно и герой и негодяй. Было бы гораздо проще считать его кем-то одним, но я не мог. Все это ужасно сложно.
Курда хотел спасти вампиров. И для этого предал их. Можно ли считать его негодяем? Или лучше бы он поступил честно и благородно, позволив своему клану погибнуть? Нужно ли оставаться верным своим друзьям до конца, что бы ни случилось? Я понял, что не знаю, как ответить на эти вопросы. Я и ненавидел Курду, считая, что он заслуживает смерти, и одновременно вспоминая его доброту, вспоминая, что он хотел как лучше, жалел, что у вампиров не нашлось другого способа наказать его, кроме как казнить.
Когда за нами с Хоркатом зашел мистер Джутинг, я еще не закончил. Большую часть истории уже изложил, но осталось еще чуть-чуть. Поэтому я закрыл дневник, оставив в нем перо, чтобы сразу найти нужное место, и отправился вместе с убитым горем вампиром в крематорий проститься с нашими друзьями и соратниками.
Первым должны были кремировать Гэвнера Перла, потому что он и погиб раньше других. Его одели в белое и положили на легких носилках в печь. Он выглядел так мирно: глаза закрыты, волосы причесаны, на губах легкая улыбка (это устроили Хранители крови, которые готовили тело к кремации). Я знал, что Хранители вытащили из тела внутренние органы, а также мозг, но по его виду об этом было совершенно не догадаться.
Я хотел рассказать мистеру Джутингу о последних словах Гэвнера, но разрыдался. Мистер Джутинг обнял меня. Я плакал, прижавшись к его груди, а он поглаживал меня по спине, стараясь успокоить.
— Хочешь, уйдем? — предложил он.
— Нет, — простонал я. — Я хочу остаться. Просто, знаете, это… так тяжело.
— Знаю, — отозвался мистер Джутинг. Я заметил у него в глазах слезы и понял, что он чувствует то же, что и я.
Много народу собралось проститься с Гэвнером. Обычно на похороны приходят только самые близкие друзья покойного. Вампиры, в отличие от людей, не считают, что необходимо собраться огромной толпой, чтобы скорбеть об умершем. Но Гэвнера любили. К тому же он умер, защищая свой клан. А потому пещера была забита до отказа. Даже Парис Скайл и Лук пришли. Мика тоже хотел прийти, но должен был остаться охранять Тронный зал.
У вампиров нет священников. Они верят в своих богов, но самого культа у них нет. Короткие слова прощания сказал Парис, как самый старый из присутствующих вампиров.
— Его звали Гэвнер Перл, — пропел он. И все повторили за ним. — Он умер с честью.
— Он умер с честью, — отозвались скорбящие.
— Да улетит его душа в рай, — закончил он.
Мы повторили и эту фразу, и не успело затихнуть эхо, как два Хранителя крови, сделав какие-то пассы над телом Гэвнера, подожгли ветки и листья под носилками и тут же отступили.
Пламя быстро пожирало тело нашего друга. Хранители знали свое дело и все подготовили так, что сожжение не заняло много времени. Я никогда прежде не видел кремации. Было что-то успокаивающее в том, как языки пламени плясали по телу, как дым поднимался к трещинам в потолке, будто это и была душа Гэвнера, улетающая в рай.
Я остался доволен, что пошел на похороны, и еще искренне обрадовался, что нас выпроводили из Зала до того, как Хранители должны были собрать кости Гэвнера, перетереть их в пыль и ссыпать в один из горшков, которыми были уставлены все полки по стенам. Такое зрелище я не смог бы вынести.
До Арры должны были кремировать еще троих. Мы с мистером Джутингом и Хоркатом решили подождать в коридоре. К нам подошли Себа Нил и Вейнис Блейн — хромой интендант вел слепого распорядителя игр. Они остановились поболтать с нами. Извинились за то, что пропустили кремацию Гэвнера. Вейнису меняли повязку на глазу, так что они с Себой не успели.
— Как глаз? — спросил мистер Джутинг.
— Нету больше глаза, — задорно ответил Вейнис, как будто глаз такая мелочь, на которую даже внимания обращать не стоит: есть — нет. — Я теперь слепой, как крот.
— Но ты же сказал, что тебе меняют повязки, лечат…
— Это для того, чтобы не началось заражение и не пошло в мозг, — объяснил Вейнис.
— Вы так говорите, будто совсем не расстроены, — сказал я, разглядывая повязку у него на глазу и дума я, как, должно быть, ужасно стать слепым.
Вейнис пожал плечами:
— Я бы предпочел жить с глазом, но раз так — делать нечего. Все равно это еще не конец света. Я еще слышу, различаю запахи, могу искать дорогу на ощупь — в общем, не пропаду. Конечно, не сразу привыкаешь, но я же научился жить с одним глазом, научусь и без единого.
— Собираешься покинуть Гору? — поинтересовался мистер Джутинг.
— Нет, — ответил Вейнис. — Случись такое раньше, я бы так и сделал. Я бы, как принято, стал скитаться по свету, пока не найду свою смерть. Но пришествие Властелина вампирцев все изменило. Парис попросил меня остаться. Я могу тут пригодиться: хотя бы помогать на складах или в кухне. Теперь у нас каждый вампир на счету. Если я останусь, то более молодой и крепкий вампир, которого я тут подменю, сможет сражаться с вампирцами.
— И я тоже остаюсь, — сообщил Себа. — Мне не разрешили уйти. Так что большому миру с его приключениями придется подождать. Теперь обязанность всех, даже старых и больных, вносить посильный вклад в общее дело. Сейчас не время ставить свои интересы выше интересов клана.
При этих словах я аж вздрогнул. Курда говорил о том же самом. Это он считал, что неправильно и жестоко избавляться от слабых и больных. Какая ирония, что его предательство и смерть привели к тому, что вампиры стали соглашаться с тем, что он говорил!
— Так, значит, твое предложение снимается? — спросил мистер Джутинг у Себы. Он должен был занять пост интенданта, когда Себа подаст в отставку.