Бежавшие рядом и чуть впереди меня люди свернули в узкий боковой проход. Стальная заслонка за нашими спинами со скрежетом задвинулась, отрезая нас от преследователей. Повинуясь знаку предводителя, все стояли несколько секунд совершенно неподвижно, не производя ни звука и слушая, как вдали затихают звуки погони.
— Ну вот. Кажется, все, — тихо проговорил предводитель. Я по-прежнему сжимал в руке рукоятку бластера и теперь протянул оружие своему спутнику.
— Можешь оставить у себя. Ты смелый парень, не каждый решится выстрелить в кростов…
— Кто они, полиция?
— Люди корпорации. Ее ночная гвардия. Редко кому удается от них уйти. Но здесь они не властны. Эти катакомбы простираются вниз на полкилометра. Они остались еще со времен серебристой империи и теперь принадлежат нам. Для того, чтобы кросты рискнули войти сюда, нужна очень серьезная причина…
Он с интересом уставился на меня, стараясь в неверном блеске переносных фонарей рассмотреть мое лицо под коркой засохшей грязи и крови.
— Кто ты такой?
— Всего лишь штурман звездофлота. Зачем-то я им понадобился. Они устроили так, чтобы меня списали с корабля, и, видимо, следили за мной от самого космопорта, хотя я этого не заметил…
— Еще бы ты заметил… Значит, штурман… А еще говорят: нет судьбы… — В голосе этого грубого сильного человека послышалось неподдельное волнение.
— Что ты имеешь в виду?
— Позже поговорим. Здесь нельзя задерживаться — они могут вернуться. Надо идти вниз, на третий ярус. Только там мы будем в безопасности. Ты даже не знаешь, какая ты дорогая добыча и как мы тебя теперь будем беречь.
Снова начался стремительный спуск по узким металлическим лестницам, на старых полуразрушенных подъемниках, механизмы которых, тем не менее, работали, смазанные чьими-то заботливыми руками. Мы спускались так не меньше часа, прежде чем Ловинский — так звали командира нашей группы — объявил первую большую остановку. Почему-то они все обращались к своему предводителю по фамилии, если, конечно, это не была кличка.
В огромном подземном зале дышалось с трудом. Воздух был затхлый, но много чище, чем наверху. Нас осталось человек пять, остальные отсеялись во время сумасшедшего продвижения по катакомбам Лимы, выполняя распоряжения своего командира. Меня удивляло непривычное сочетание внешней расхлябанности и строгой внутренней дисциплины среди людей Ловинского. Все его приказы выполнялись быстро и четко, без лишних вопросов и ненужного подобострастия.
Расположились прямо на земле. Когда из заплечных сумок появились свертки с едой, я вдруг понял, как сильно проголодался. У меня не было с собой даже воды, а пить хотелось давно, задолго до остановки…
Я не знал, как себя держать с этими людьми. Кем я был среди них, пленником или равноправным членом команды? Что означали эти слова Ловинского о «дорогой добыче»? И каким образом я должен добывать теперь себе пропитание и воду? Может быть, предложить им деньги? И тут я заметил, что Ловинский внимательно за мной наблюдает.
— Гордый, значит. Не попросить воды, когда хочется пить, у нас считается оскорблением.
— Я не знаю ваших порядков. Я родился на Земле и никогда не был в Лиме.
Ловинский кивнул, соглашаясь, и протянул флягу.
— Никогда не слышал о Земле. Тебе придется изучить наши правила, если хочешь выжить в Лиме.
Я жадно приник к драгоценному сосуду, стараясь не расплескать ни капли. Еда оказалась излишне солоноватой и сухой. Впрочем, иной она и не могла быть. Скорее всего, эти жесткие волокнистые ломти не что иное, как самодельные консервы.
— Сами запасаете еду впрок?
— Мы почти все делаем здесь сами.
— Зачем я вам понадобился? Почему вы помогли мне? — наконец решился я задать самый важный вопрос.
— С чего ты взял, что мы тебе помогали? — Несколько секунд Ловинский молча прожевывал хрустящий ломоть. — Что ты знаешь о Коморе?
— В каком смысле?
— В самом прямом. Чему тебя учили в школе?
— Меня многому учили… Комор на Земле не любят, как и везде, да только не знают, как от него избавиться.
— Комор нахватал кусков, проглотить которые он уже не в силах. Большие расстояния между колониями, проблемы транспорта и связи, необходимость содержать огромный флот постепенно подорвали экономическую мощь империи. Уже сегодня от нее ничего бы не осталось, если бы не корпорация…
— Мы это давно поняли на Земле. Посылали даже экспедицию в Темную область, но она не вернулась.
— Зачем?
— Хотели найти место, недоступное для кораблей Комора.
— Да, такое место нужно не только землянам.
Ловинский обладал завидным умением с разными людьми говорить на их языке, и, кроме жаргонных словечек, которыми он усыпал свои краткие обращения к подчиненным, знал многое другое.
— Ты, кажется, не всегда был предводителем крысантов?
— Не всегда. Пять лет назад я был капитаном «Атлана».
Это было слишком неожиданно. История с «Атланом» стала притчей во языцех во всем звездофлоте.
— Там же был бунт!
— Совершенно верно. Только не бунт. Восстание. Мы хотели уйти от имперского флота. Независимый от империи рейдер… Пять лет назад эта мечта не могла осуществиться. Был суд, рудники, побег, — много чего было за эти годы…
— Значит, ты — тот самый Ловинский…
— Тот самый.
— Но при чем здесь корпорация? Какое отношение космический транспорт имеет к имперским проблемам?
— Транспорт? Значит, ты веришь всем этим басням, придуманным для доверчивых простачков? Тогда скажи мне, куда подевались все военные крейсеры империи?
— С тех пор, как большинство поселений подписали с Комором договор о сотрудничестве, весь военный флот был разоружен и переведен на каботажные линии.
— И для этого понадобилась специальная корпорация. И именно тогда на этих самых каботажных линиях появились невесть откуда взявшиеся пиратские военные корабли.
— Ты хочешь сказать, что пираты принадлежат империи?
— А как, по-твоему, проще всего держать в узде непокорные колонии, если открытые военные действия становятся невыгодны? К тому же корпорация приносит солидный доход.
— Я слышал об этом, но как-то… Все это было далеко.
— Конечно, все мы так. Пока не коснется лично, можно считать, что проблемы не существует. Ладно. Разговор о корпорации особый. Пора заканчивать привал, путь у нас еще не близкий.
Последние сопровождавшие нас люди один за другим, повинуясь приказам Ловинского, исчезали в боковых проходах, и в конце концов я остался наедине с Ловинским.