— Говорить не обязательно. Достаточно думать.
Он протянул к костру руку и поворошил ею угли, словно не чувствовал жара. Пламя вспыхнуло ярче, осветив его высокий лоб, нахмуренные брови — во всем его облике было что-то трагическое и величественное одновременно.
— От человека, так сильно привязанного к прошлому миру, можно получить немало пользы.
— Что может от меня зависеть?
— Само существование империи Комора, например, судьба твоего народа, дорога, которую ты ему выберешь.
— Я не император, чтобы выбирать дороги народам.
— Ты мог бы им стать.
— Меня не прельщает власть.
— Сама по себе — да, но как средство она бывает необходима. С ее помощью можно сделать счастливыми многих.
— Такое не удавалось еще никому.
— Но, может быть, они не знали, как воспользоваться властью? Может быть, ты это знаешь лучше других? Разве ты никогда не задумывался над этим? — Казалось, он читал мои самые сокровенные мысли.
— Для того, чтобы это стало возможно, необходима совсем другая, не императорская власть.
Он оживился и как-то неожиданно, сразу, оказался рядом со мной, переместившись с противоположной стороны костра.
— Конечно! Конечно, другая! Хорошо, что ты это понял. Такая власть существует. Безмерная, лишенная внешних атрибутов и жалкой мишуры, в которую так любят наряжаться лжепророки и лжеправители.
— Но ведь и расплата за такую власть должна быть безмерной…
— Да, это так, — просто ответил он, — но мне почему-то казалось, что ты не из тех, кто заранее подсчитывает цену любого шага.
Отблески красноватого пламени костра плясали на его лице, выхватывая из темноты то капризно изогнутую бровь, то нахмуренный лоб, то его сверкающие, полные мрака глаза. Его взгляд лишь слегка прошелся по мне, лишь задел меня самым своим краешком, но я испытал волну парализующего темного ужаса, словно ребенком заглянул в бездонный колодец, на дне которого не отражались даже звезды.
— Я мог бы предоставить тебе такую власть, а уж как ты ею воспользуешься и какова будет расплата — все будет зависеть только от тебя.
— Не понимаю… Если вы обладаете подобной властью, зачем вам нужны посредники? Пользуйтесь ею сами!
— Все не так просто. Мы не можем управлять прошлым миром. Для нас он уже не существует, хотя все, что в нем произошло, оказывает прямое влияние на состояние нашего. Это что-то вроде вашей истории. Представь, что ты мог бы отправить посланца с каким-нибудь поручением в свою историю…
— И каким будет результат?
— Я не могу тебе на это ответить. Просто потому, что ты не поймешь. А если поймешь, — не поверишь. Много сотен тысяч лет назад на одной-единственной планете этой галактики возник человеческий разум… Мы все — порождение этого разума.
— Ты хочешь сказать, что нас связывают кровные узы братства?
— Вот видишь! Я был прав. Слишком много легенд, суеверий, предвзятости и тысячелетий вражды разделили наши народы. Черных витязей вы считаете исчадиями ада — и все это лишь потому, что мы проиграли одно-единственное сражение! Только худшие из вас попадают в наш лагерь — вот почему я трачу столько времени на убеждения!
К его глазах сверкнул огонь. Мне показались, он с трудом сдерживает гнев.
И, конечно, не потому, что он вдруг вспомнил о своих «меньших братьях», покинутых на далекой заброшенной и опустевшей планете. Зачем-то я ему был очень нужен. Для чего-то гораздо более конкретного и страшного. И я прекрасно понимал: мне не уйти от предназначенного им для меня жребия. Никому еще не удавалось уйти!
И потому я усмехнулся ему в лицо и похрустел своими связанными руками. Он лишь недовольно поморщился — путы упали сами собой.
— Любые изменения, внесенные в ваш мир, немедленно отражаются здесь. Вот для чего ты мне понадобился. Далеко не каждый способен вернуться. Лишь один раз в тысячу лет попадается подходящий материал. Собственно, договор тобой уже подписан. Остается пустая формальность.
Он протянул руку и коснулся ею моего безымянного пальца — я вздрогнул от ледяного холода, пронзившего все мое существо. На месте его прикосновения тусклым холодным блеском сверкнуло кольцо. Он хотел еще что-то сказать, но слева от нас из темноты донесся звук боевого рога, лязг мечей и яростные крики схватки. Казалось, там, за чертой света костра, сошлись лицом к лицу невидимые легионы.
Бой был чудовищен по своему накалу и ярости, но он не произвел должного впечатления на моего собеседника, тот лишь поморщился и сказал:
— Нам помешали. Мы продолжим беседу в более подходящем месте.
Кто-то рвался к костру, сквозь рев этой кромешной сечи, и когда тень невидимого в темноте воина выросла перед нами, черный витязь встал навстречу ему, во весь свой огромный рост.
Воспользовавшись тем, что его внимание отвлекли, я, не дожидаясь начала предстоящей схватки, нырнул в спасительную темноту и почти сразу наткнулся на Мстислава. Он схватил меня за руку и потянул в сторону, прочь от грохота боя.
— Скорее, скорее! Мы должны уйти, мы должны выиграть хотя бы несколько секунд!
— Объясни мне, что происходит?
— Он говорил с тобой? — вопросом на вопрос ответил Мстислав.
— Кто — он?
— Значит, говорил… А это что, кольцо? Вот даже как… Что же это мы не разглядели, не поняли сразу…
— Да кто он такой, черт возьми!
— Поздно. Все теперь поздно… Есть одно-единственное место, где существует хоть какая-то надежда избавиться от Его непомерной власти. Темная зона. Запомни — Темная зона.
Черный витязь уже возник перед нами. Теперь он был вооружен, и едва обнажил свой клинок, как вокруг все осветилось. Казалось, черный великан держал в руке луч красноватого пламени, и не целясь, подходя, он хлестнул им небрежно в сторону Мстислава. Тот, однако, успел прикрыться щитом. Но щит разлетелся на тысячу осколков, а сам Мстислав, не выдержав тяжести оставшегося на его долю удара, качнулся и канул во мрак. Вновь мы остались один на один, и лицо черного великана приблизилось, искаженное теперь гримасой гнева.
— Так ты решился противиться мне, жалкая козявка?
Он даже не замахнулся — лишь направил острие меча в мою сторону, и чудовищная боль вошла в меня, пронзив левый бок. Смертный холод медленно пополз от моих раздираемых внутренностей выше, к самому сердцу. Холод и боль. Я закричал от этой дикой, нечеловеческой боли, и, казалось, мой крик доставил ему настоящее удовольствие. Его лицо приблизилось еще больше, стало отчетливей, и губы беззвучно произнесли: