И когда я уже готов был сдаться, когда сдавленный крик рвался из моих прокушенных губ, когда пальцы сами собой, не подчиняясь больше моей воле, начали отвинчивать крышечку с тюбика губной помады, чтобы прекратить невыносимую пытку, на лоб мне легла узкая, прохладная женская ладонь. И голос, такой далекий сейчас и по-прежнему такой бесконечно желанный, спросил:
— Я могу тебе чем-то помочь? Скажи, что нужно сделать?! Где здесь у вас аптечка?
Как будто против этого могла помочь аптечка! Но, может быть, все-таки могла? Не аптечка, конечно, сама эта рука.
Вдруг меня отпустило… Холодные капли пота стекали по лбу. Я неожиданно сообразил, что потерял ощущение времени. Илен сидела рядом, придерживая меня за плечи. Я взглянул на трубочку в своих руках. Крышечка все еще не была открыта.
— Странная у тебя помада…
— Это не помада, Игорь. Это взрыватель газовой бомбы.
— Спасибо, я помню.
Я прислушался и не услышал ни звука. Корабль словно вымер. Тогда я приложил ладонь к стене и ощутил едва заметную характерную вибрацию. Она возникает в корпусе лишь при подходе к порогу оверсайда. Ждать оставалось всего несколько минут.
Мы почти не выходили в центральные коридоры. Окольный путь к рубке лежал через заброшенные старые палубы, Это была всего лишь предосторожность. В конце концов, на крейсере могли существовать такие же, как наше, помещения с автономной регенерацией воздуха. На нижние уровни газ вообще не успел поступить. Гигантский корабль словно вымер.
Похоже, кроме нас на борту не осталось ни одного человека, способного двигаться. Дьявольское изобретение коморских химиков сработало безупречно.
Большинство наших пленных сразу же после окончания абордажной схватки были переведены на другие корабли. Я наблюдал за этим, подключившись к одной из информационных сетей в своем потайном убежище. Похоже, мы с Илен стали полными хозяевами старого крейсера. Все закончилось слишком просто но я знал, что чем ближе осуществление моего плана, тем сильнее будет сопротивление. За каждым поворотом, с каждым нашим шагом, с каждым метром, приближавшим нас к центральной рубке, напряжение нарастало. Я чувствовал его почти физически.
Иногда мы пробирались вдоль недействующих энерговодов, иногда, словно канатоходцы, шли под самым потолком по раскачивающимся над пропастью остаткам воздухопроводов. «Рендболл» оказался гораздо более разрушенным и гораздо более старым, чем я это представлял себе раньше. Приходилось лишь удивляться, как его генераторам до сих пор удается преодолевать световой барьер.
Тем не менее сейчас мы шли в над-пространстве. В среде, недоступной обычной логике. Вряд ли сами изобретатели оверсайда знали, куда их генераторы выбрасывали корабли и во что они превращались во время перехода. Как бы там ни было, никакой контакт с кораблем, находящемся в оверсайде, невозможен.
Пока мы не выйдем из прыжка, нам ничто не угрожало.
Весь смысл задуманного мной плана состоял в том, чтобы сменить координаты выхода уже внутри оверсайда и направить «Рендболл» туда, где его никто не ждал…
Но даже в мыслях я старался не вспоминать запретные координаты Темной зоны…
Наконец долгий многочасовой путь подошел к концу. Мы оказались в глухом узком коридоре, перед знакомой шлюзовой дверью с внутренним электронным замком…
Первый сюрприз ожидал нас именно здесь. По идее, вахте нет необходимости задраивать шлюз рубки в обычной, неаварийной обстановке. Но шлюз оказался задраенным. Я вспомнил, как прошел эту дверь в первый раз, и понял, что теперь та самая сила, которая открыла ее тогда, намертво заклинит все запоры. И у меня не было ни малейшей надежды справиться со сложнейшим электронным замком или с титанитовой броней этой двери… Наш путь окончен. Все оказалось напрасным.
Через пару часов центральный компьютер выведет «Рендболл» в заданную перед началом прыжка точку координат. Нетрудно предположить, что с нами будет, как только мы окажемся на одной из коморских баз…
Стояла плотная нереальная тишина. Она всегда сопутствует оверсайду. И еще холод.
Если он появляется при переходе — не жди ничего хорошего.
Я повернулся к Илен и понял, что объяснять ничего не нужно.
— Сколько времени у нас осталось?
— Часа два, может быть, три.
— Тогда давай уйдем отсюда.
Я отрицательно покачал головой, уничтожая едва возникшее между нами взаимопонимание.
— Мне нужно открыть эту дверь.
— Но ведь это невозможно! — Она нахмурилась. — Что это там?
— Где?
— Там, в глубине тамбура, над дверью!
Я взглянул. Там, куда она указывала, что-то белело. Не разобрать в полумраке, да и не нужно… Знакомый сладковатый запах уже подсказал мне, куда исчез Лоуэлл.
Тайный проход в стене открылся, и запах зверя стал сильнее, чем запах трупа.
Три серые твари появились сразу, вслед за резкой волной холода. Они возникли вдруг, из ничего. Словно три обрывка тумана вырвались из прохода. А я еще удивился, что у дверей рубки нет стражей…
— Не смотри туда! — крикнул я Илен, стараясь встать между нею и приближающимися созданиями тьмы. Тело повиновалось с трудом. Я понял, что если так будет продолжаться, через несколько мгновений мы оба умрем мучительной смертью от спазма всех мышц, возникающего при воздействии на нервную систему человека излучений симских чудовищ.
Конечно, я их узнал. Еще тогда, когда Сейрос готовил меня к первому переходу, он объяснил, что одну из главных опасностей представляют собой стражи перехода. Они появляются, если на дорогу вступает незваный, иногда даже прежде, чем человек сделает первый шаг. Достаточно лишь желания, лишь решимости его сделать…
Спастись от них невозможно. Опасность нарастает с приближением чудовищ многократно — но бежать некуда, открывшийся в стене проход вывел их между нами и шлюзовым коридором, отрезая единственный путь к отступлению.
Больше всего своими очертаниями они походили на гигантских жаб, мне даже показалось, что в складках их бесформенных, полужидких тел злобно сверкают маленькие красноватые глазки.
Три бесформенных клуба вдруг оказались совсем рядом. Они приблизились, просочились, перетекли — я не знаю, как назвать их способ передвижения.
Вблизи они выглядели полупрозрачными, как морозный туман. Сквозь их тела местами просвечивали контуры близлежащих предметов.
Я пытался приподнять лучемет, но из этого ничего не вышло. Ствол не желал двигаться. Оружие весило не меньше тонны.
Прошла целая вечность, прежде чем они сделали еще один шаг, перекат, перескок…