Почувствовав тепло, варан свернулся калачиком и благодарно засопел, зыркнув напоследок по сторонам своими тусклыми глазами. Через пару минут появился еще один варан, поменьше, потом еще, и в конце концов все они уснули, прижавшись к Морису со всех сторон.
Но и теперь еще не было покоя вокруг. На одном из домов заколыхались лианы, и темный силуэт скользнул на замусоренную брусчатку. Открылись большие, отливающие рубином глаза, цепко отмечающие в темноте каждую мелочь.
Ночной охотник, неслышно ступая, подкрадывался к страшнолицым бойцам, но те спали чутко. Заворчав, они зашевелились, и из их кучи со свистом вылетел увесистый булыжник, пролетев возле головы ночного охотника. Он резко скакнул в сторону, в три прыжка добрался до полуразрушенной стены и легко перемахнул через нее.
Остановившись, ночной охотник прислушался, явственно различая где-то рядом дыхание живого существа. затем замер и потянул носом воздух: пахло очень вкусно. Он громко, с бульканьем, проглотил слюну и, поведя рубиновыми глазами-блюдцами, сразу заметил Мориса. Красные кровавые глаза ощупывали торчавший кадык, а на зубах уже ощущался хруст аппетитного хряща.
Ночной охотник наклонился и разомкнул клыки. В этот момент Морис открыл глаза. Он увидел склоненную над собой оскаленную фосфоресцирующую пасть из самого жуткого фильма ужасов.
Бедняга еще ничего не успел предпринять, а из-под его бока уже что-то туго, как резиновый мяч, рванулось, и неудачливый агрессор, с хрипом катаясь по битым кирпичам, из последних сил пытался оторвать от себя серебристого ядовитого убийцу. Когда последние судороги перестали сотрясать тело ночного охотника, варан разжал свои челюсти и, сильно хромая, вернулся под теплый бок своего нового и сильно напуганного друга.
Морис опасался шевельнуть даже пальцем, поняв, во что может обойтись один укус этих милых зверушек. Оставшиеся до восхода два часа он так и пролежал — не шелохнувшись. Как только первые лучи Бонакуса тронули заросшие плесенью стены, вся варанья команда, дружно проснувшись, гуськом утопала прочь. Остался только один ночной боец. Морис видел, как он пытался идти, но нога, видимо, подводила его.
Варан шипел от боли, волоча за собой неестественно вывернутую конечность. Морис поднялся и, встряхивая затекшими руками и ногами, некоторое время наблюдал за калекой. Очевидно было, что лапа вывихнута в суставе, а Морис понимал в этом кое-что. Заиметь такую собачку в друзья было бы совсем неплохо. Наверняка ночной охотник не подошел бы и близко, зная, что вараны рядом. Морис присел на корточки и почмокал губами. Варан обернулся и опустил, а потом поднял свои пленчатые веки.
— Ну давай, брат, двигай сюда. Посмотрим, что с твоей ногой.
Варан, словно поняв и приняв предложение, заковылял к Морису.
— Так… — ощупав холодную шершавую лапку пациента, сказал Морис. Услуга за услугу. Держись и смотри не кусайся.
Еле слышный щелчок дал понять, что лапа вправлена. Варан даже не пискнул. Он прошелся туда-сюда — хромота была почти незаметна.
— Ну вот! — воскликнул целитель и рассмеялся, — Поможешь мне теперь выбраться из этого сплошного кошмара? Поможешь ведь?
Варан стоял на четырех лапах и смотрел Морису в глаза, потом он как-то потоптался на месте, словно пожимая плечами, — дескать, с нашим удовольствием.
На наблюдательный пункт пограничного контроля колонии ворвался запыхавшийся часовой. Он немного отдышался и сказал напуганному лейтенанту:
— Сэр, я видел того, о ком вы предупреждали, он пересек границу…
— Не может быть, Томсон, эту границу невозможно пересечь…
— Нормальному человеку, может, и невозможно, сэр, но этот притащил с собой ядовитого варана. Он, как кошку, нес его на руках, а потом отпустил, и тот преспокойно возвратился в лес… Возможно ли такое?
— Чудеса вы какие-то рассказываете, Томсон. Я, конечно, немедленно доложу вышестоящему начальству, и надеюсь, они не решат, что у нас с вами галлюцинации.
Капитан, которому лейтенант доложил о происшествии на границе, знал немного больше об ожидаемом госте, поэтому он немедленно позвонил на самый верх.
— Пенс, что случилось? Да не тараторьте вы… Спокойнее и все по порядку… Так… А вы уверены, что это тот самый?.. Хорошо, доложите обо всем в четвертый отдел армейской разведки, пусть теперь они его отслеживают.
Бирин бросил трубку на рычаг и нервно забарабанил пальцами по столу, потом, подумав, снял трубку телефона прямой связи с президентом:
— Здравствуйте, господин президент. Это Бирин.
— Вы звоните по поводу проникновения на территорию колонии?
— Вам уже сообщили? Я, согласно инструкции, передал это дело армейской разведке, но хотел спросить вас, господин президент, как бесспорного эксперта по истории колонии: не может ли быть этот случай проникновения через зону следствием очередного скачка? Может, защитная зона вступает в период нестабильности?
— Вряд ли, Бирин. Последний скачок вы помните? Мы тогда потеряли город и треть населения… Для нового скачка слишком рано, понимаете, рано. В других местах зона по-прежнему недоступна для проникновения. Надеюсь, что ко времени следующего скачка мы будем в каком-нибудь более подходящем для нас месте. Я над этим постоянно работаю, мой друг… А что касается диверсанта, то неплохо бы вам проконтролировать это дело…
— Но я должен, обязан передать его четвертому отделу.
— На то вы и управляющий Внутренней безопасности, чтобы быть в курсе дела. Подстрахуйте четвертый отдел. У вас все-таки больше опыта. Прошу вас.
— Я все понял, господин президент. Сделаем как надо…
Дождавшись, пока на другом конце провода положат трубку, Бирин нажал кнопку вызова. Бесшумно появился посыльный.
— Нильс, возьми фуппу захвата — и к рубежу, брать объект, но только живым. Это будет нашим подарком президенту. Ты все понял?
Нильс молча поклонился и вышел. Бирин, заложив руки за спину, прошелся по кабинету и, снова подойдя к телефону, позвонил жене:
— Герда, солнышко мое, не жди меня к обеду… Да, ласточка… Да, дела. Ну-ну, не обижайся, котик мой, я отработаю… — Бирин прямо-таки замурлыкал, — Отработаю… Что? Не поняла как, душечка?.. Ну вот, то-то же… Твой Вацлав очень любит тебя, моя пташка. Ну пока. Не скучай…
Когда Бирин отошел от стола, его лицо приняло прежнее бесстрастное выражение.
Солнечный зайчик приятно щекотал кругленькое плечико Герды. Она сидела с вязанием в руках на веранде, увитой гентским плющом, и, скучая, коротала время до прихода мужа.
Всего три месяца прошло с тех пор, как Герда сменила фамилию Феррари на Бирин. Поначалу она считала себя несчастной, хотела утопиться и ночами заливала слезами подушку, но в конце концов почувствовала вкус к семейной жизни и поняла свое женское предназначение. Бирин уже не казался ей страшным хищником, как в ту первую ночь. Ах, как ей тогда было страшно!