Капрал Зингер стоял на середине небольшой полянки и поджидал отставшего Патрика Пшепански. От нечего делать он смотрел на свои ботинки. Несколько ядовитых клещей-крестовиков пытались прокусить искусственную кожу, однако сверхскользкий слой пеламита не давал возможности клещам вцепиться в желанную добычу. Прилагая неимоверные усилия, насекомые карабкались вверх, но стоило им остановиться для отдыха, как они тут же съезжали вниз, как школьники по ледяной горке.
Патрик Пшепански был охвачен желанием найти в джунглях грибы, такие, какие он привык есть на своей родной Любице. Едва заметив скопление хвойных деревьев, Патрик устремлялся туда и с настойчивостью, достойной лучшего применения, вскапывал метровый слой опавшей хвои, повторяя одно только слово:
— Маслята, маслята, маслята…
— Нет здесь никаких маслят, Патрик. Танжер — это тебе не Любиц, — пытался охладить его пыл капрал, но тщетно. Патрик переворачивал сонных черепах, дрался со змеями и ядовитыми пауками, но не прекращал своих поисков.
— Я нашел!.. Нашел!.. — закричал Патрик Пшепански и побежал к Зингеру, потрясая каким-то неизвестным предметом. — Вот смотри… — переведя дух, сказал Патрик, демонстрируя непонятный уродливый нарост.
— Что это такое? И вообще, держи это подальше от моего лица, — предупредил капрал.
— Это гриб, Хельмут!.. Настоящий гриб!.. — возопил восторженный Патрик.
— Извини, но мне это ни о чем не говорит. Я вырос на Пиканезо и ни о каких грибах никогда не слышал.
— Это подосиновик, Хельмут. Его можно пожарить с картошкой!
— Я вырос на Пиканезо и ни о какой картошке тоже никогда не слышал, — повторил капрал.
— Да ты что, капрал! Во всех книжках о природе описываются грибы. Ведь они произрастают на девяноста процентах обитаемых миров!
— А я в который раз тебе говорю, Патрик, — начал выходить из себя Зингер, — что я родился и вырос на Пиканезо и ни о каких грибах, картошках и книжках о природе не слыхал…
— И о книжках? — уточнил Пшепански.
— И о книжках, — подтвердил капрал.
— Тогда извини. — Патрик положил найденный гриб на траву и полез в подсумок, чтобы освободить место для драгоценной добычи.
— Эй, ты хоть бы свернул своему грибу голову, а то он уползет, — заметил капрал, придерживая «подосиновик» ботинком. — Ну держи, чего смотришь?..
Но Патрик больше не прикасался к «грибу» и грустно смотрел на его попытки отползти подальше.
— Отпусти его, Хельмут, это не подосиновик…
— Да?.. Ну ладно. — И капрал убрал ногу.
Обрадованный «подосиновик» разбежался по траве и, оттолкнувшись, легко взлетел. Патрик проводил его грустным взглядом и вздохнул.
Чтобы хоть как-то поддержать товарища, Зингер спросил:
— А что, Патрик, маслята летают быстрее?
— Да, Хельмут, значительно быстрее, — кивнул Патрик и засмеялся.
— Ты чего смеешься?..
— Ничего. Просто так. Пойдем, капрал, искать нашего террориста…
— Скорее, его останки… — заметил Зингер.
Миновав поляну, капрал и Пшепански забрались в редкий кустарник. По мере того как они глубже заходили в лес, он становился влажнее и сумрачнее.
Время от времени приходилось предупреждать друг друга о том или ином притаившемся в листве гаде или останавливаться, чтобы поговорить с лейтенантом Хаммером.
— У нас все нормально, сэр. Пока ничего не видно… Да, сэр. Хорошо, сэр…
И снова они шли сквозь густые заросли.
В тех местах, где ветки деревьев были облеплены летучими ящерицами, приходилось делать остановку.
Эти зеленые твари были вооружены ядовитыми шипами да еще имели нрав лесных ос. Приходилось обрабатывать их дефолиантом.
Зингер отходил подальше, а Пшепански поднимал свой автомат и из подствольного баллона обрабатывал опасную зону химикатами.
Мощная струя вылетала на тридцать метров вперед, и через мгновение все живое, в том числе и листья, падало на землю, чернея и превращаясь в пепел прямо на глазах.
Приходилось ждать в течение минуты — именно столько требовалось дефолианту, чтобы распасться, и после этого солдаты продолжали двигаться дальше.
— Скажи, Хельмут, а на тебя действует эта ЛКФ?.. — спросил Патрик, когда они вышли на очередную полянку.
— Ты насчет баб?
— Ну да…
— Иногда действует, а иногда нет…
— А на меня совсем не действует… — вздохнул Пшепански, — Все время снится девчонка из соседнего дома.
— А ты принимай по две таблетки, — предложил капрал.
— Пробовал. Не помогает… Я и по три хотел принимать, но наш док сказал, что нельзя. Совсем отвалиться может…
— Ну, это он брешет.
— Не скажи — док у нас голова.
— Голова-то он голова, а только лейтенанту Хаммеру помочь не может… — заметил Зингер и ловко сбил перчаткой прыгнувшего на него паука.
— Лейтенант — другое дело: он психический больной, — пояснил Патрик.
— Если бабу хочет, то сразу «психический»?
— Он не просто бабу хочет — у него любовь.
— Любовь?.. — усмехнулся Зингер, давя ногой оранжевую змейку. — А чего же он у реки с биноклем дежурит, когда эти папуаски купаться приходят?..
Патрик сбросил с плеча серебристую сороконожку и сказал:
— Его не интересуют все папуаски, Хельмут. Он смотрит только на одну. Значит, это любовь…
— Любовь… — вздохнул капрал. — Он на этом берегу, она на другом. Ему теперь только удавиться.
— Ребята говорили, что он ее собирается украсть.
— Ну и правильно. Я бы ему помог. А ты?..
— И я бы помог… — кивнул Патрик. — Смотри, тыкарь…
— Вижу… — отозвался капрал, хрустнув ботинком по известковому скелету тыкаря. — Вот ведь порода здешняя, каждый норовит соседа сожрать.
— Точно, — согласился Патрик, — вроде гады неразумные, а ведут себя как настоящие человеки.
— Сержант Брынза говорил, что три года назад двое с нашей базы попытались пробраться на остров. Ну, из-за баб, конечно. И больше их никто не видел…
— Слышал я эту историю, — кивнул Патрик. — Только я думаю, что папуасы тут ни при чем. Просто ребята напились дикой тыквы и на реке перевернулись. А там сам знаешь, три минуты — и тебя сожрали.
— Ага, а еще через шесть часов ты растворяешься в воде в виде дерьма самых разных сортов, — с чувством произнес Зингер.
— Красиво излагаешь…
— В школе я был лучший ученик.