Появление Джефа и Лалы привлекло внимание. К ним подошли несколько молодых девушек и две старухи. Девушки окружили Джефа и начали ощупывать его руки, плечи и даже бедра. Мэнсон вопросительно посмотрел на Ладу, но та отнеслась ко всему происходящему спокойно.
«Надеюсь, это не проявление гастрономического интереса…» — подумал Джеф.
Чуть поодаль стояли две старухи и о чем-то перешептывались, показывая на Мэнсона пальцами. Наконец его потрогали все, кто хотел, и они с Лалой отправились дальше.
— Послушай, зачем они меня трогали? — осторожно спросил Мэнсон.
— У тебя сильно развиты мышцы. Ты как будто сплетен из них. Такого у нас не видели…
— А-а… — кивнул Мэнсон, хотя ничего и не понял.
Лапа проводила его к хижине, где уже дожидался стандартный ужин — суп из моллюсков и клубней речной кувшинки.
Джеф поел и завалился на лежанку.
«Еше один день состоялся… — думал он, глядя на соломенную крышу своего пристанища. — Загадок еще больше — отгадок ни одной. И самое главное, никаких шансов выбраться с Танжера. Для солдат с базы я теперь враг, а для аборигенов — „злой человек“. И хоть бы кто сказал, что это для них означает — приговор или диагноз?»
Как-то сами собой смежились веки, и Джеф почувствовал, что засыпает.
«Они подмешивают в суп снотворное…» — догадался он, находясь уже во власти сна.
Мэнсон спал, и сновидения сменяли друг друга, наполняя его сознание множеством ярких картин. Здесь были и отрывки из жизни служащего аудиторской фирмы Ленни Фрозена, и скитания по диким джунглям
Танжера, и повторявшаяся погоня за табуном среди песчаных дюн неизвестного мира.
Внезапно раздался искрящийся хрустальный звон, и это пробудило Джефа.
Он открыл глаза и увидел, что уже совсем стемнело. Едва заметные отблески горящих очагов обозначали отверстие в крыше.
Рядом кто-то был, и Джеф почувствовал это.
— Дала… — негромко позвал он.
Никто не откликнулся. Джеф осторожно свесил ноги с лежака и сел. Оглядевшись по сторонам, он ничего не увидел.
«Показалось…» — решил он, но в тот же миг услышал слабый шорох. Шорох повторился, и на своем лице Мэнсон ощутил слабое колебание воздуха.
— Кто здесь? — спросил Джеф, но ему опять никто не ответил.
Тогда он предположил, что это одна из тех девушек, что ощупывали его днем.
«Ну да, она на меня „запала“ и пришла на свидание».
Объяснение показалось Джефу правдоподобным, и он, встав с лежака, шагнул вперед, поводя перед собой руками.
— Ну иди же сюда, глупенькая, — подбодрил Мэн-сон невидимую девушку. — Иди, не бойся…
Что-то коснулось его груди, а потом упруго толкнуло. Толчок был сильным, и Джеф, не устояв на ногах, повалился на лежанку.
— Зачем ты меня толкнула?.. — недоуменно спросил он, потирая ушибленное место.
Ответом было молчание. Затем последовал неясный шорох, потом еще один, но уже с другой стороны хижины. Где-то скрипнул песок — и тишина…
— Однако, — покачал головой Мэнсон, дотрагиваясь до груди. От, казалось бы, легкого толчка заныли ребра, а где-то в области солнечного сплетения появилось жжение. Жжение перешло в терпимое, разливавшееся по телу тепло, которое распространялось медленными волнами.
«Воспаление легких, что ли?» — успел подумать Джеф и снова провалился в сон. Быстро, безо всякого перехода.
Крепкая рука Налы бесцеремонно встряхнула крепко спавшего Джефа, но он, против обыкновения, только что-то невнятно буркнул и перевернулся на другой бок.
— Вставай, Жефа, вставай! — не сдавалась Лала. — Уже утро!
Девушка шлепнула Мэнсона по щеке, и он наконец-то открыл глаза. Поначалу Джеф удивленно таращился на Лалу, будто видел ее впервые, а потом осмотрелся.
— Что с тобой, Жефа? Ты меня не узнаешь?
— Да узнаю, конечно, — сиплым голосом отозвался Джеф и, кряхтя, сел. Затем поскреб двухдневную щетину и сказал:
— Побриться бы…
— Вот смотри. Я наточила твой нож. — И Лала протянула Мэнсону его складыш.
— Спасибо, что наточила, только не надо было брать без спросу…
— О чем ты говоришь? — Брови девушки удивленно взлетели на лоб. — Ты сам мне его отдал и попросил, чтобы я вывела лезвие…
— Да? — недоверчиво спросил Джеф. — Ну тогда ладно… Тут это… Ночью кто-то приходил…
— Кто мог приходить?
— Сначала я думал, что ты. Потом, что какая-то из деревенских девчонок, — сообщил Джеф и пожал плечами. — Но я так и не разобрался.
— Расскажи, как это было, — внезапно забеспокоилась Дала.
— Да какие-то шорохи, потом толчок… Вот сюда, в грудь, — показал Джеф пальцем.
— Ну а что было потом? — Глаза Лалы заискрились нервным возбуждением, дыхание стало горячим.
— А ты красивая баба, Лала… — неожиданно для самого себя признался Мэнсон.
— Что было потом, Жефа? Что было потом? — настаивала девушка.
— Да ничего особенного. Я упал на кровать, а то, что толкнуло, вдруг шасть — сразу за стену. — Мэнсон говорил с остановками, немного туговато вспоминая все происходившее с ним накануне. Да, я еще удивился, как оно быстро так — шасть. И вроде там зашуршало, и все. А я себя плохо почувствовал… Вроде как приболел — жарко мне стало.
— А как ты сейчас себя чувствуешь?
— Да нормально, — пощупав живот, сказал Джеф. — Может, мне это приснилось?
— Нет, не приснилось, — отойдя в сторону, сказала Лала. — О, не может быть! — внезапно вскрикнула она и опустилась на колени.
Джеф тотчас поднялся с лежанки и подошел к Лале.
Девушка нагнулась над песчаным полом и внимательно рассматривала какое-то беловатое пятно. Мэнсон наклонился вслед за ней и обнаружил тривиальное птичье дерьмо, а рядом птичьи следы.
— Это знак, Жефа! — торжественно произнесла Лала. — Это хороший знак…
— Да? И чем же он хорош, этот знак?
— Это знак самого Котти, — почти пропела девушка.
— А по мне, обычный птичий помет, — пожал плечами Джеф. — Слушай, принеси воды, я побриться хочу.
— Об этом потом, Жефа, — вскочила на ноги Лала. — Пойдем посмотрим с обратной стороны!
Девушка потащила Джефа за собой, и, обежав хижину, они обнаружили цепочку птичьих следов.
— Вот видишь, Жефа! Это след Котти! Это добрый знак, — улыбаясь, сообщила Лала.
— Ты вроде говорила, что он дух. Что-то я не слышал, чтобы духи пачкали пометом…
— Но ведь он был в облике речной чайки, Жефа… — растолковывала девушка. — Котти почти всегда появляется в обличий чайки. А помет чайки в хижине, где ты спал, — это хороший знак…