На этом они распрощались, и Кларк покинул Джейн со смешанными чувствами – он и верил ей, и не верил.
В полутемном коридоре Эдди едва не налетел на кого-то, кто неподвижно стоял в полумраке.
Эдди хотел обойти незнакомца, но тот неожиданно сказал:
– Кажется, мы с вами еще незнакомы.
– Да, незнакомы, – согласился Эдди и остановился.
– Вам очень идет местный наряд.
– Спасибо, – поблагодарил Эдди.
Он уже догадался, с кем разговаривает. Это была мадам Садальская.
– Собираетесь в дорогу, мистер Кларк?
Эдди как огнем ожгло – эта старая карга произнесла его настоящее имя!
Отступив на шаг, он выхватил свой пистолет, готовясь пристрелить любого, кто посягнет на его безопасность.
– Не волнуйтесь, Эдвард, я никому вас не выдам, – пообещала мадам Садальская, но теперь ее голос как-то странно изменился. Эдди готов был поклясться, что последняя фраза была произнесена молодой женщиной. – Не выдам, Эдвард, не бойтесь. – Теперь голос снова принадлежал старухе. – Зайдите ко мне в гости, я познакомлю вас с одной очаровательной особой. И спрячьте свой пистолет, он вам не пригодится.
После этой фразы мадам Садальской Эдди почувствовал, что страх исчез. Скучающая одинокая старушка приглашала его в гости, так почему не зайти? Тем более что Франц Гусман считает ее колдуньей. Поговорить с колдуньей – это интересно.
Мадам Садальская толкнула дверь своего номера, и в сумрачный коридор полился приятный золотистый свет. Он исходил от большого светильника в виде статуэтки Пионикк – богини юности и красоты, державшей в вытянутой руке светящийся шар.
За спиной Кларка захлопнулась дверь, и он обнаружил, что стоит посреди номера мадам Садальской.
– Вижу, что вам у меня нравится, – сказала хозяйка и улыбнулась.
Эдди отметил, что она вовсе не безобразная, а даже очень приятная пожилая женщина. В длинном черном одеянии она выглядела довольно стройной.
– А почему у вас завешены окна? – спросил Кларк.
– Дневной свет разрушает мои сны. А я теперь только ими и живу. – Мадам Садальская посмотрела на своего гостя, и в ее глазах блеснул синий огонь.
– Эдвард, я обещала вам знакомство. Вы помните?
– Да, но я не очень понял...
– Ничего, сейчас поймете. Я выйду, а вы пообщайтесь.
С этими словами мадам Садальская покинула номер, и Эдди даже не успел выяснить, что же она имела в виду.
Неожиданно за ширмой, прикрывавшей небольшую нишу, послышался шорох, а затем под свет золотистого шара вышла обнаженная девушка.
Едва Эдди взглянул на нее, он чуть не упал в обморок от нахлынувших вдруг воспоминаний из его юности.
Он и не подозревал, что все давно ушедшие в прошлое переживания могут вернуться вновь и он почувствует их с такой остротой.
Ну конечно, он стразу узнал Дениз Плейдок. Их бурный роман начался на втором курсе колледжа, когда обоим было по двадцать. Несколько безумных ночей любви и долгие дневные ожидания новых встреч.
Затем Дениз неожиданно перевелась в другой город – ей предложили хорошие условия и именную стипендию. Эдди жутко страдал, и более оттого, что был для Дениз не тем, чем была для него она. Он не хотел терять свою любовь и надеялся, что расстояние ей не помеха, но жизнь все расставила по местам.
– Дениз, неужели это ты? – хрипло произнес Кларк.
– Конечно, я, любимый, – ответила она и улыбнулась такой знакомой улыбкой.
Дениз подошла ближе, и Эдди обнял ее. Обнял и сразу ощутил такой знакомый свежий запах волос, и тепло гладкой кожи, и трепет своего сердца. Все было именно так, как когда-то – целую вечность тому назад.
– Но как ты сюда попала? Как нашла меня?
– Не нужно об этом, Эдди. Какая разница, если мы вместе. Надеюсь, это приятный сюрприз для тебя?
– О да...
Они страстно поцеловались, а затем легли на кровать.
Столько раз повторявшаяся в тревожных снах Эдди, эта сцена реализовывалась наяву. Как часто он просыпался один и чувствовал мучительную боль оттого, что Дениз осталась в его сне. Счастье оставалось там, а пробуждение не приносило ему ничего, кроме новой горечи и боли.
– Я боюсь проснуться, Дениз. Я боюсь проснуться... – горячо шептал Кларк.
– Не бойся, теперь мы навсегда вместе, – задыхаясь, говорила она.
«Как же она хороша! – восхищался Кларк. – Мне почти сорок, а ей все те же двадцать лет... Все те же двадцать лет...»
Он был настолько ослеплен светом несбыточного счастья, что даже такое несоответствие не казалось ему странным.
«Я люблю ее всю, каждый сантиметр ее тела, каждый ее вздох и каждое слово! О, как же я ее люблю!» – безумствовал и кипел разум Эдди Кларка.
Он вспомнил, как во время их первой встречи спросил про небольшой шрам на ее плече и Дениз ответила: «Когда мне было восемь лет, я помогала папе готовить мясо на решетке и обожглась...»
Эдди вспомнил, как он умилялся этой воображаемой сцене – восьмилетняя малышка Дениз и ее папа.
Потянувшись к ее плечу, он поцеловал этот маленький шрам и притронулся к нему рукой...
Но никакого шрама не было.
В ту же секунду пружина холодной логики стремительно развернулась в сознании Эдди, и все стало на свои места.
– Ну не смогла я! Не смогла повторить все в точности! – диким голосом заорала мадам Садальская, вскакивая с кровати и размахивая полами черного одеяния.
Весь дрожа от ужаса и омерзения, Кларк подхватил свою одежду и бросился вон.
– А зензиверы боятся лягушек! Они очень боятся лягушек! – кричала вслед мадам Садальская, и этот голос звучал в его ушах, пока он не захлопнул дверь своего номера...
Он проснулся ночью в своей постели и поначалу не мог понять, то ли ему снился кошмарный сон, то ли все происходило на самом деле. Сколько времени он лежал в забытьи, Эдди не знал. Однако, вспомнив про зензиверов и лягушек, он решил немедленно обсудить это с Джейн.
Эдди вскочил с кровати, натянул брюки и вышел в коридор.
Вопреки опасениям здесь было довольно светло, и можно было не бояться случайной встречи с мадам Садальской.
Дверь в номер мисс Остер Эдди нашел сразу и толкнул ее, ни секунды не колеблясь.
– Джейн! Джейн!... – стал звать он. – Зензиверы боятся лягушек! Они боятся лягушек, Джейн!
Кларк шел по направлению к кровати, намереваясь разбудить мисс Остер и немедленно сообщить ей такую важную новость.
Джейн сидела на постели, подогнув под себя ноги, и в полумраке казалась еще больше, чем была на самом деле. Ее мощные плечи блестели от пота.