Мадраху помнил об угрозах и не пропускал дольтшпиров Популара Второго, бросая в битву все свои резервы.
– Продержится ли? – спросил Бертольд, кивая на частые вспышки гибнущих в долине дольтшпиров.
– Он обязан. У него нет другого пути.
Видимо, турган Люктинга справился. И колонна без приключений спустилась в пригород Урюпина, где была встречена немногочисленными приверженцами учения Василия и конечно же самим старостой Мастаром.
– Оставайтесь у нас! – кричал он. – Хотя бы погостите!
Но Вильямс только улыбался и махал рукой, показывая колонне, чтобы двигались дальше.
И снова «лосфирги» газовали черной копотью и важно плыли один за другим, покачиваясь в болотистых низинах и разрывая цепь густого кустарника.
– Стой! – закричали вдруг где-то впереди, и колонна встала, отойдя от Урюпина на приличное расстояние.
– В чем дело?
– Да местных парней чуть не увезли. Тех, что пришли с имперскими, – пояснил механик, который вел бронетранспортер. Однако вспомнив, что Саломея и Монро и есть эти самые имперские, неловко засмеялся.
Торрик и Хосмар сошли с брони и с некоторой неохотой побрели в сторону города. Вместе с новыми друзьями они прошли длинный путь, но теперь все кончилось и они возвращались к своим.
К семьям, к городу, к Ловусу.
Казалось, что вдоль ровных рядов пирамид колонна двигалась целую вечность.
Траки гусениц постукивали по мощенной булыжником дороге, а солнце пряталось за туманную мглу и давало блеклый неуверенный свет, словно какой-то искусственный светильник.
Солдат-корнуэлец сидел на броне «лосфирга» и, развеивая скуку, говорил своему соседу – солдату полковника Вильямса:
– Если и вправду выберемся отсюда, завяжу со службой.
– Чего делать будешь?
– У меня брат на Красном Хенесси студию открыл. Кино теперь делает и меня к себе звал. Свои люди, говорит, ему требуются.
– Так ты разве забыл, что сорок лет минуло, как ты исчез?
– Ах ты ж зараза! – воскликнул корнуэлец, хлопнув себя по стальному шлему. – Как же теперь быть-то?
– Ну так, наверное, все уже получилось, – сказал имперский солдат. – Может, он живой, да еще и богатый.
– Ах ты ж зараза, – повторил корнуэлец. – А мне так хотелось кино снимать, честное слово.
– А как звали-то твоего брата? – спросил Ломмер, слушавший разговор сквозь цокот танковых гусениц.
– Роберт Помнено...
– Правда? Случайно не Роберт Помнено Седир? – уточнил Ломмер.
– Точно! – обрадовался корнуэлец. – Он Роберт Помпено Седир, а я Гонтас Помнено Филлой. А что, вы разве его знаете?
Имперские солдаты засмеялись.
– Да твоего братца теперь кто не знает, – сказал Ломмер. – Он заправляет почти всеми таблетками в мире!
– Да, парень, – подтвердил второй солдат, – фармацевтическая империя «Помпено». Значит, теперь ты богатенький наследник.
– Так я же старший брат! – недоумевал корнуэлец.
– Теперь уже нет, парень, – сказал Ломмер и, опершись на винтовку, посмотрел вперед, туда, где через три машины двигался штабной броневик корнуэльцев. На его броне сидел Жак Монро, а радом с ним Саломея.
Эта бронемашина теперь представлялась Ломмеру той территорией, где вершилась судьба всех, кто еще был жив. Корнуэльцам ничего толком не объяснили, но люди полковника Вильямса были в курсе дела – лейтенант Монро знает выход. Лейтенант Монро поможет вернуться домой.
Время от времени Ломмеру казалось, что ничего из этого не выйдет, и он совсем падал духом. И именно в такие моменты Ломмеру требовалось взглянуть на силуэт Жака Монро, чтобы напитаться от него новым зарядом оптимизма.
Время шло. Солнце пробило туман и поднялось в зенит. Броня раскалилась, как сковорода, и даже накатывавшие волны встречного ветра не остужали шершавых танковых бортов.
Все пребывали в каком-то полусне, и появление пары штурмовиков «Хэнт-300» поначалу было не замечено. Их приняли за многочисленные сбои утомленного сознания, провоцирующего то неясными образами, то легкими мимолетными галлюцинациями.
И лишь Саломея, привычная к самым тяжелым условиям наблюдения, указала на небо рукой и крикнула:
– Наши!
Утомительное однообразие проносящихся рядов пирамид навевало нескончаемую скуку и убивало аппетит. Пилот штурмовика капитан Гувер зевал под кислородной маской и уже мечтал о возвращении на орбиту. Туда, где был спортзал, легкие напитки и дивизионный бордель – фактор на службе далеко не последний.
Патрульная работа была, пожалуй, самой отвратительной из всех, какие выпадали на долю пилота. По десять, а то и по пятнадцать раз прочесывать однообразную местность, а потом делать доклады, похожие друг на друга, как ливонские щенята.
Гувер зевнул еще раз и, отметив, что приближается к точке поворота, положил руку на рычаг. Раз – и его «хэнт» лег на крыло. А следом тот же маневр выполнил ведомый Гувера – лейтенант Бип.
«Осталось еще семь скучных заходов», – отметил про себя Гувер и даже пожелал, чтобы случилось что-нибудь интересное.
И оно действительно случилось...
Колонна посеревших от пыли монстров неизвестного происхождения промелькнула под плоскостями штурмовиков, и лейтенант Бип завопил так громко, что Гувер, не сдержавшись, выругался:
– Да что же ты так орешь, придурок?!
– Колонна противника, сэр! Там внизу колонна противника!
– Заткнись, понял?! – потребовал капитан и стал разворачивать машину. Требовалось еще раз взглянуть на неизвестную технику.
– Есть, сэр, – подчинился Бип, и крылья его «хэнта» нервно качнулись.
– "База", ответьте «грому-один», – вызвал Гувер.
– Я – «база». Какие проблемы?
– В квадрате 18-3209-07 вижу бронетанковую колонну.
– Какую колонну? Ее принадлежность!
– Не знаю – никаких знаков различить невозможно. Это здоровые танки, на них пехота. Все они в пыли и машут нам руками...
– Оставайтесь в квадрате! – дрожащим голосом прокричал дежурный. – Я свяжусь с «ноль-четвертым»!
И заскрипела, заработала неповоротливая машина экстренных согласований. Через минуту о случившемся доложили гроссадмиралу Петену, а тот спустил распоряжение адмиралу Локарту: разобраться и срочно принять меры.
Грозные приказы понеслись во все стороны, поднимая боевую авиацию, выводя из временных укрытий боевых роботов и выстраивая на позициях шеренги ракетных танков.
Пехота рассыпалась по бетонированным колпакам, и тысячи глаз припадали к окулярам прицелов.