Лейле не спалось. Ей не спалось вот уже третью ночь, и она, сама не зная почему, испытывала беспокойство. И хотя ее жизнь возвращалась в привычную колею – уход за скотом, кухня, штопка носков Майбо, – чего-то уже не вернуть. Наверное, покоя.

Об избиении в полицейском управлении вспоминать не хотелось, тем более что все синяки прошли и шрамы почти затянулись, а доктор Фэндлер, навещавший Лейлу, пообещал, что, если потребуется, весной уберет все следы.

Порывы ветра все усиливались, Майбо продолжал храпеть, но Лейле не давала спать странная вибрация, которая проходила по стенам дома и касалась супружеской кровати.

«Какой странный звук, как будто что-то выворачивает тебя наизнанку», – подумала Лейла. Повинуясь внутреннему позыву, она спустила ноги на пол и попала прямо в вязаные тапочки.

Поднявшись, Лейла прислушалась. Тонкая вибрация, похожая на звук скрипки, снова пробежала по полу, тронула одну из стен дома и затерялась где-то в углу.

– Да что же это? – испуганно прошептала женщина.

Она вышла в гостиную, прошла к входной двери и остановилась, ожидая, как проявит себя непонятная сила.

Звук появился снова, и Лейла тотчас определила его источник – подвал. И сразу же пришла пугающая догадка.

Лейла приоткрыла дверь, выскользнула в коридор и стала спускаться по скрипучей деревянной лестнице. Оказавшись внизу, она на ощупь включила свет, и этот момент маршрутизатор снова дал о себе знать.

Здесь, рядом с этим непонятным прибором, звук не казался вибрацией. Скорее, он напоминал трель сверчка.

Женщина остановилась возле расставленных рядами банок с солениями, выбрала нужную и приподняла ее. Маршрутизатор снова застрекотал. При этом он светился оранжевым светом и изливал свои призывы куда-то вверх.

Лейла невольно подняла глаза к подвальному потолку, удерживая в руках тяжелую банку с маринованными патиссонами.

Где-то там, за бетонными плитами половых перекрытий, за балками потолка, обшитыми толстыми досками, за утеплительными матами и кровельным железом, несся в недосягаемой дали летательный аппарат. Он прорывался через законы физики, истязая плоть своего пилота, он обманывал сторожевые станции, проносясь мимо них на немыслимой скорости, – он шел по сигналу, посылаемому ему с Туссено одним из немногих уцелевших маршрутизаторов.

Мелькнули острые крылья звена истребителей, с опозданием повели пушками пограничные корабли.

– Я «двадцать шестой»! Как будто прошел саваттер! И совсем близко!

– Вас понял, «двадцать шестой», я его вижу... Постам четыре, шесть и восемнадцать – приготовиться к залпу!

Ракетные станции на самой низкой орбите Туссено приняли сигнал и развернулись на заданный угол. Скоростные ракеты скользнули на пусковые и замерли, ожидая дальнейшей коррекции.

А челнок саваттера несся на предельной скорости. Лететь быстрее он не мог, иначе бы разбился об атмосферу Туссено.

Когда аппарат находился в критическое точке, сразу три ракеты стартовали с орбитальных позиций и понеслись навстречу нарушителю.

Пилот рванул штурвал, выполняя рискованный маневр, и две из трех ракет взорвались далеко позади. Третья, удержавшись на хвосте цели, продолжала преследование. Челнок прессовал носом сгущавшийся воздух, ложился на крыло, однако в тот момент, когда у ракеты-преследователя, казалось, иссякли все силы, она разломилась пополам и выпустила маленького посланца – стремительного и смертельного.

Страшный удар потряс челнок, однако его корпус выдержал, и аппарат продолжил скольжение к планете, потеряв один из двух двигателей.

Теперь он был заметен радарным станциям на планете, и первые «штюсы» стали подниматься с разбросанных по материкам баз.

У саваттера оставалось все меньше шансов, однако он с самого начала знал об этом. Он был не первым, но и не последним. И другого выхода у него не было.

На навигационном экране пульсировала яркая точка маршрутизатора, и машина сама держала курс прямо на него.

Вот и ясное голубое пространство неба, солнечные лучи и приближавшие горы. Несколько вспышек там, внизу, творили о том, что трудности еще не пройдены. Кривые дымные траектории пущенных ракет сходились и расходись вновь, выбирая наилучшие позиции для атаки.

Пилот сжал зубы и сделал последнюю, отчаянную попытку прорваться сквозь зенитный заслон. Единственный двигатель был включен на полную мощность, но было уже поздно. Одна за другой две ракеты распороли прочную обшивку бота, и защитная система вышвырнула пилота из кабины за секунду до того момента, как новая ракета довершила разрушение корабля.

55

«Гоксейер» лихо затормозил на спортивных покрышках и, свистнув напоследок турбинами, умолк.

Ничуть не притворяясь, Рино спокойно вышел из машины и отпустил дверку, которая с легким мелодичным жужжанием встала на место.

На шум диковинного дорожного чудища из участка выскочили несколько человек. Было обеденное время, и некоторые из них жевали бутерброды, смывая их в желудки теплым кофе.

Первым пришел в себя Твинки Роджер. Он и раньше исходил к Рино завистью по каждому пустяку, а теперь, когда тот получил медаль, да еще вернулся на дорогом авто...

– Рино, ты хочешь меня в гроб загнать, – признался ошарашенный Твинки. – Мне сказали, что у тебя угнали машину и чуть ли не самого кокнули... А тут ты: в та-аком костюме и на этом. – Твинки ткнул пальцем в невиданный прежде автомобиль.

– "Гоксейер" называется, – просто ответил Лефлер.

– Рад тебя видеть, старик, – поприветствовал его Мозес. – Как отдохнул?..

– Отлично, Тед, – ответил Лефлер, стараясь, чтобы улыбка на лице была симметричной. – Капитан у себя?

– Да, мечтает тебя увидеть.

– Серьезно?

– Серьезно. Он надеялся, что ты сегодня не выйдешь, а у тебя по графику ночное дежурство. Старый сукин сын хотел тебя подставить.

– Ну, пойду обрадую его, – сказал Рино и шагнул к двери, но обернулся и крикнул коллегам, окружившим автомобиль: – Эй, ребята, осторожнее, эта штука плюется серной кислотой!

Зеваки тотчас отпрянули. Они понимали, что Рино соврал, но кто его знает.

Войдя в общее помещение, Рино почувствовал себя дома. Он вдохнул воздух, пропитанный запахом старых бумаг, стреляных пистолетных стволов и несвежей одежды задержанных бродяг. Лефлер понимал, что ему недолго осталось служить в отделении, но уходить совсем не хотелось.

Навстречу Рино вышла Ольга Герцен.

– Привет, красавчик, – улыбнулась она и, приблизившись, чмокнула его в щеку, одновременно дотронувшись до бедра.

– Что за фамильярность, коллега? – остановил ее Рино.

– Никто не видел – это раз, и я хочу от тебя сына, Лефлер...