«Сам же говорил, что там будут только новички», – успокаивал себя Майк, вспоминая, как эти оборванцы выглядели на окраине Ларбени.
Впрочем, в лагере вполне могло остаться несколько опытных бойцов, тогда придется просто пострелять издалека, чтобы поднять в лагере хоть какой-то переполох.
Раздумывая таким образом о возможном исходе предстоящего задания, Майк не заметил, как успокоился и позабыл о своих страхах. Позже он о них снова вспомнил, но к этому времени уже взошло солнце и его свет развеял тени пустынных призраков.
Майк вспомнил, с какой опаской прискакавший накануне вечером гиптуккер-курьер посматривал на «барсуков», а в особенности на Алонсо Моргана. Однако, к чести последнего, тот сумел успокоить гонца и сказал, что готов выполнять условия договора.
– У нас три десятка вооруженных людей, мистер Морган, – сообщил гиптуккер, – но мы не будем стрелять, пока нам не будет угрожать явная опасность. Однако же, если такое случится, мы не сможем заплатить вам...
– Да, я понимаю. Если ваши потери будут выше платы за перегон, я ничего не получаю.
Было видно, что юнец чувствует себя не в своей тарелке, и все же он выяснил все вопросы и только после этого ускакал обратно.
После его отъезда Морган позвал Гвинета, Тобби и Майка и сказал им, что без их успешной атаки перегон туков будет сорван.
– Если вы оплошаете, ребята, и «собаки» ударят всей дружиной, мы обгадимся с первого же раза. Если бы у нас были люди, я дал бы вам в группу еще кого-то, но, сами видите, это невозможно... Помочь вам больше нечем. Ну разве что вот этим...
И с этими словами Алонсо вытащил из-за пояса один из своих пистолетов и вручил его Майку.
После этого вся троица отправилась готовить зажигательные заряды. Для Майка это было внове, Гвинет с Тобби показали ему, как слой за слоем укладывать в кожаные мешочки нужные ингредиенты
Теперь две зажигательные шашки лежали у Майка в седельной сумке, и это тоже прибавляло ему уверенности, которая ох как была ему сегодня нужна.
Вначале шла сухая грязно-желтая соль, но позже стали попадаться лужи. Гвинет скомандовал сделать передышку, и все трое спешились, чтобы дать лахманам попить вязкого рассола.
После того как животные утолили жажду, отряд снова двинулся в путь, а соляная корка, по которой шли лахманы, стала постепенно менять цвет и через час пути приобрела голубоватый оттенок.
Скоро пришло время двигаться более осторожно. Гвинет то и дело останавливался, вставал на седло ногами и поднимался в полный рост. Используя старый, видавший виды бинокль, он подолгу всматривался в горизонт, чтобы исключить возможность неожиданного столкновения с разведчиками «собак».
Опустившись в очередной раз в свое седло, он, обращаясь к Майку, сказал:
– Скоро мы увидим их остров.
– Когда?
– Очень скоро. В долине так всегда – думаешь, есть еще время, а вон уже и часовые держат тебя на мушке.
– Ух ты, – произнес Майк, и ему показалось, будто он чувствует, как кто-то целится в него из винтовки.
Это ощущение было настолько сильным, что Майк невольно схватился за рукоятку пистолета и огляделся. Из-за постоянного испарения влаги четко очерченной линии горизонта не существовало и казалось, что блеклое небо незаметно сливается с соляной пустынью.
– Мне кажется, я что-то увидел! – сказал вдруг Майк, ткнув пальцем влево. И тут же его лахман тревожно всхрапнул и затанцевал на месте.
– Что ты там увидел? – спросил Гвинет, пристально всматриваясь туда, куда указал Майк. Даже без бинокля он понял, что заметил парнишка. – Это они – «собаки»... Ложимся, если они нас еще не заметили, значит, пройдут мимо.
Все трое осторожно покинули седла и заставили лахманов лечь, а сами сели рядом. Такая маскировка применялась в долине очень часто.
– И как это ты их увидел, Майк? – покачав головой, негромко сказал Тобби. И это были его первые слова с самого раннего утра.
– Я и сам не знаю, – пожал плечами Майк. – Даже думал, что мне почудилось.
– Не почудилось, – произнес Гвинет. – Колонна длинная, – наверное, все пошли на промысел.
– И что теперь будем делать? – поинтересовался Майк.
– Подождем, пока они пройдут, и часа два отдохнем.
– Так долго? – удивился Майк. Ему хотелось начать операцию побыстрее, чтобы избавиться от терзавшего его страха.
– Совсем недолго, – по-своему истолковал слова Майка Гвинет. – До места перегона им ехать не меньше двух часов. Потом им нужно будет занять позиции, развести посты... Вот после этого мы и подожжем лагерь, чтобы они бросили дело на середине.
Гвинет уселся прямо на соль и удобно облокотился на своего лахмана.
– Засеки время, Тобби, – сказал он.
Тобби достал из кармана большие армейские часы без ремешка и, показав их Майку, убрал обратно в карман.
– Красивые, только стрелка у них одна, – заметил Майк.
– А нам больше не нужно. Мы время по солнцу определяем, а когда сидим в засаде, и одной часовой стрелки хватает.
– Гвинет, а сколько их там едет? – спросил Майк.
– Я же сказал – колонна длинная... Наверное, больше сотни.
– Больше сотни, – повторил Майк и положил ладонь на соляную корку. Ему казалось, что он чувствует слабую дрожь земли, когда по ней ступали лахманы «собак».
В эту ночь Гуго Флангер спал очень неспокойно. Стоило ему сомкнуть глаза, как перед ним возникал важный документ, перечеркнутый наискось жуткой резолюцией: «Отказать».
Подобная резолюция значила бы для Гуго Флангера потерю всего. Ну, или почти всего.
Во-первых, он потерял бы место управляющего по разработкам.
Во-вторых, как следствие первого, он потерял бы бонусный пакет акций, а за этим последовали бы и другие потери: кредитная карточка с корпоративной скидкой, оплаченный отпуск, дачная территория... Да что там говорить – все покатилось бы в тартарары.
– Что ты все ворочаешься? – спросила его жена. Часы показывали уже половину третьего.
– Живот болит, – соврал Гуго, чтобы не затевать глупый разговор посреди ночи.
– Выпей таблетку «Кохбергера» и успокойся, наконец. А то сопит, как... как бегемот.
– Хорошо, дорогая, – сразу согласился Флангер и, поднявшись с супружеской кровати, пошел в ванную.
Это была ванная его жены, и все здесь напоминало о ней. И столько халатов, и сушилка для мочалок от «Мазарини», и, наконец, плитка на полу из настоящего нагойского туфа.
«Только туф, Гоген, и никакой другой породы. Это полезно для моего здоровья! Я не прачка какая-нибудь, чтобы ходить по пластику».