Все напряженно молчали, и только Финн Ярбер едва заметно кивнул. Однако никаких признаков особой радости на его лице не было. Его, как и всех остальных, продолжала терзать мысль о том, что с ними произойдет, когда они покинут «Трамбл». Неужели и им всадят по две пули в затылок, как бедняге Тревору?
– Да, сэр, мы понимаем это, но все еще не можем прийти в себя от удивления, – откровенно признался Ярбер.
Начальник тюрьмы самодовольно ухмылялся, продолжая играть роль главного благодетеля. Откровенно говоря, во вверенной ему тюрьме еще не было случая, чтобы сам президент оказывал милость кому-либо из его заключенных. Именно поэтому Эммит Брюн испытывал чувство гордости за своих подопечных, хотя и не знал толком, как надо отметить это знаменательное событие.
– Когда вы собираетесь покинуть нас? – поинтересовался он, словно намеревался устроить в их честь грандиозную вечеринку.
– Немедленно! – выпалил Спайсер.
– Очень хорошо, – смущенно проворчал начальник. – В таком случае мы отвезем вас в Джексонвилл.
– Нет, большое спасибо, но мы сами как-нибудь доберемся туда, – замахал руками Спайсер.
– Как вам будет угодно, – неохотно согласился начальник. – Но нам нужно подготовить необходимые документы.
– Потрудитесь сделать это как можно быстрее, – не без ехидства попросил его Спайсер при одобрительном молчании остальных.
После короткой встречи с начальством каждому из них дали большую дорожную сумку для личных вещей, и они отправились по камерам готовиться к отъезду.
– И все же непонятно, – тихо сказал Спайсер, когда они шли по коридору в сопровождении охранника, – кто заставил президента подписать это помилование.
– Мне ясно только, что это был не Лэйк, – бросил Ярбер, искоса поглядывая на охранника.
– Конечно, не Лэйк, – поддержал его Бич. – Президент и палец о палец не ударил бы ради Лэйка.
С каждой минутой они шагали все быстрее и быстрее, словно опасаясь, что их внезапно остановят и сообщат, что сообщение о помиловании – это лишь шутка.
– Да какая, к черту, разница? – равнодушно заметил Спайсер. – Главное, что мы теперь на свободе и у нас куча денег.
– Да, но в этом есть какая-то бессмысленность, – подытожил Ярбер.
– О чем ты? – возмутился Спайсер. – Если тебе так приспичило во всем разобраться, оставайся здесь еще на несколько дней и натирай на мозгах мозоли, а я хочу поскорее унести отсюда свою задницу. Может, ты еще скажешь, что не примешь помилование только на том основании, что не понимаешь, каким образом удостоился его? Не смеши меня, Финн.
– И все же за этим делом кто-то стоит, – еще раз высказал догадку Бич.
– В таком случае я готов упасть на колени перед этим человеком, – от чистого сердца заявил Спайсер. – И я не собираюсь болтаться по тюрьме и задавать глупые вопросы насчет помилования.
Несмотря на терзавшие их сомнения, собратья быстро упаковали вещи, так же быстро попрощались с попавшимися им на глаза заключенными, благо большинство их находилось в это время на спортивной площадке, и поспешили во двор, преследуемые навязчивой мыслью, что этот сон может скоро кончиться или президент передумает и отменит свой указ.
В пятнадцать минут двенадцатого собратья быстро прошагали мимо контрольно-пропускного пункта административного здания, помахали на прощание охранникам и вышли на дорогу, даже не оглянувшись. Вероятно, они знали о примете не оглядываться на ворота тюрьмы, чтобы никогда больше не возвращаться сюда.
На обочине их ждал белый фургон, в котором сидели Чеп и Уэс, уже носившие другие имена. Впрочем, у этих парней было столько имен, что они и сами иногда в них путались.
Джо Рой Спайсер плюхнулся на заднее сиденье и прикрыл глаза руками, чтобы открыть их только тогда, когда фургон отъедет от тюрьмы достаточно далеко. Ему хотелось в этот момент кричать во всю глотку, плакать и прыгать от радости, но он лишь неподвижно сидел, не находя в себе сил выразить чувства. На его губах блуждала странная улыбка. Сейчас ему больше всего хотелось иметь под рукой две вещи – бутылку хорошего пива и прекрасную женщину, даже жену, на худой конец. Кстати, о жене. Надо как можно быстрее позвонить ей и обрадовать неожиданным освобождением.
Внезапность произошедшего немало обескуражила всех троих, и они еще долго не могли прийти в себя и только поглядывали друг на друга, точно пытались удостовериться, что все это не сон. Другие заключенные годами ждут освобождения, готовятся к нему психологически, считают дни и недели и в целом хорошо представляют, что их ждет на свободе. У собратьев же все произошло иначе. Они не были готовы к молниеносному развитию событий, не успели сжиться с мыслью о свободе и не представляли, что их ждет за воротами тюрьмы.
К радостному чувству примешивалось крайне неприятное ощущение опасности. То и дело возникали дурные мысли о том, что все это подстроено с целью их физического уничтожения, что президентский указ – это на самом деле дешевый трюк и что их скоро пустят в расход, как бедного Тревора.
Финн Ярбер сидел позади водителя и рассеянно смотрел на бегущую впереди ленту дороги. Он так и не спрятал в карман бумагу с помилованием, словно готовился продемонстрировать ее каждому, кто посмеет остановить его на пути к свободе. А рядом с ним сидел хлюпавший носом Хэтли Бич.
Поначалу он держался стойко и даже как-то слишком спокойно, но потом, когда фургон выехал на шоссе, а здание тюрьмы скрылось из виду, он невольно заплакал, всеми силами стараясь скрыть от друзей минутную слабость. Его глаза были закрыты, а по щекам стекали крупные слезы, которые он неловко смахивал, делая вид, что потирает измученное бессонницей лицо. И его друзья прекрасно понимали, что у Бича больше серьезных оснований для скупых мужских слез, чем у них, ведь ему оставалось сидеть еще восемь с половиной лет, а это в его возрасте равносильно смертному приговору.
За весь долгий путь от ворот тюрьмы до Джексонвилла никто из собратьев не проронил ни слова, а когда они подъехали к городу и дорога стала заметно шире, начали с любопытством наблюдать за проезжающими мимо машинами. В них сидели нормальные люди, спешившие по своим делам и не обращавшие никакого внимания на белый фургон. Вот она, обычная жизнь, к которой им придется привыкать.