– Южане здесь гости редкие, – проскрипел он, тяжело раскачиваясь при ходьбе. – В основном местная сволочь, проворовавшиеся торговцы рыбой, воры-лодочники, есть пара дезертиров… Поговорить не с кем.
Они прошли до развилки, и тюремщик решительно повернул налево.
– Тебя как зовут, рембуржец?
– Каспар.
– А меня – Озолс. Я здесь давно служу, двадцать четыре года скоро будет, а до этого рыбу возил в Харнлон, у меня там даже лавка была…
После этих слов тюремщик тяжело вздохнул и сгорбился еще сильнее.
– Жена была, хорошая девушка – из бедной семьи взял. Она меня поначалу все языку учила: то не так, это иначе, вот я и выучил ярити, наши-то хуторяне кроме вердийского никакого другого не знают. Даже с тардийцами объясниться не могут… Темные люди.
– А почему же ушел из Харнлона, если все так хорошо складывалось? – решился на вопрос Каспар, ему казалось, что лучше поскорее наладить отношения с этим монстром.
Озолс ответил не сразу, лишь сделав еще несколько шагов, он остановился и, тяжело взглянув на Каспара, сказал:
– Так ведь я убил ее… Ласточку мою.
– За что?
– Она слишком часто говорила, что рыба воняет.
– Может, рыба была несвежей?
– Ну что ты, рыба была свежая, я ее в мешке каждый год меняю, иначе удачи не будет.
– В мешке?
– Что, ты тоже об этом не знаешь? – Озолс остановился и покачал головой.
– В доме нужно держать мешок с сушеной рыбой, лучше кледингу или мережу – они пожирнее, тогда и достаток будет. Без этого нельзя, я ведь возле океана вырос, а она – воняет… Вот я ее и убил, а через две недели выяснилось, что она воняет почище рыбы. Наши соседи почуяли запах, сообщили судейским, нагрянули стражники. Меня заковали, вот как тебя сейчас, и посадили в острог, но я сбежал…
За разговорами они пришли в темный тупик, освещенный поставленным на каменный выступ светильником на рыбьем жиру. Под выступом находилась старая бочка, и на ней восседал скелет.
Перехватив взгляд пленника, Озолс пояснил:
– Это Эдберг, он продержался здесь дольше всех – почти полгода. За это время мы с ним так сдружились, что, когда Урмас свернул ему шею, я даже всплакнул. Зато теперь мы все время вместе. Эдберг хороший собеседник, он умеет слушать и никогда не перебьет дурацким возгласом: а вот со мной тоже был случай!
Озолс распахнул дверь предназначенной Каспару камеры и сделал приглашающий жест.
Поддерживая цепи, Каспар шагнул внутрь, помедлил на пороге и вышел на середину помещения. Под самым потолком здесь было маленькое зарешеченное оконце, а на широкой балке, шедшей через всю камеру, болтался обрывок цепи.
– Это жилец один три года назад на кандалах удавился, сначала пытались их оттуда отвязать, но не получилось – так и оставили, – пояснил Озолс.
– А чего ж он повесился?
– Урмас его крепко прикладывал – он у нас главный палач. Ладно, ты о плохом не думай.
– А о чем же здесь еще можно думать? – спросил Каспар, грустно улыбаясь.
– Ну чтобы тебя быстро пришибли, и все дела. Даже у Урмаса, при всем его мастерстве, люди, случается, прямо в станке умирают. Он потом переживает очень. Располагайся, койка есть, тюфяк на ней рыбьей чешуей набит, поэтому почаще встряхивай, а то сваливается. В углу яма – нужду справлять, а воду и хлеб я тебе приносить буду…
Озолс медлил и не уходил, ему хотелось пообщаться со свежим человеком.
– Ты вообще чем увлекался в жизни?
Каспар пожал плечами:
– В юности учился луки мастерить, стрелы собирал из разных краев.
– Женат?
– Да, и двое детишек есть.
– Это хорошо, они тебя поминать будут. А чем еще занимался?
– Ну поскольку мне отсюда уже не выбраться… – Каспар понизил голос, что должно было предшествовать открытию большой тайны. Озолс невольно подался в его сторону и вытянул шею, став похожим на птицу-падальщика. – Я иногда ворожу для себя.
– Да ну? И как же?
– Всегда одинаково. Я делаю золотые монеты.
– Делаешь золотые монеты? – поразился Озолс. – Покажи!
– Сегодня не смогу, очень устал – первый день в тюрьме, ты же понимаешь…
– Да, – кивнул Озолс и вздохнул. – Тебе не позавидуешь.
– Думаю, завтра я сделаю для тебя хороший дукат, чтобы и пива можно было купить, и даже лошадь.
– Ну хорошо, тогда отдыхай скорее! А я пойду поговорю с Эдбергом, интересно знать, что он думает о твоих способностях!
Хлопнула дверь, ухнул железный засов, и стало тихо.
Каспар подошел к топчану, снял тяжелую шляпу и бросил на тюфяк – тот даже не прогнулся. Сел, подтвердив свои опасения, что постель тверда, как дерево. Впрочем, теперь это было неважно, ведь уже завтра Иппон и местный палач займутся им вплотную. Что им говорить? Может, попробовать подкупить? Но что им мешает и так забрать деньги, когда станет ясно, что золото при нем?
«Нет, – покачал головой Каспар, – здесь нужно действовать иначе».
Признаваться во всех преступлениях, что выдумает Иппон, нельзя. Тогда вердиец умчится к конвендору с донесением, а королевскому шпиону снесут голову. Мучений – никаких, тут Иппон прав, но каково будет Генриетте и детям? Как поступит с ними молодой герцог, когда Каспар не вернется? Сжалится и отпустит или сбросит в ров?
Вспомнилось лицо в кустарнике – может, это действительно Лакоб со Свинчаткой, Слизнем и Рыпой? Но что им здесь делать, не могли же они заблудиться по дороге в Харнлон?
Взъерошив слипшиеся волосы, Каспар в изнеможении уронил руки, звякнули цепи, какое-то движение в углу под окошком привлекло внимание узника. Еще мгновение и… Каспар не поверил своим глазам. Перед ним стоял мессир Маноло!
– Мессир, какое счастье, что вы меня нашли! – воскликнул Каспар и вскочил с топчана, чтобы броситься навстречу своему спасителю, однако строгий взгляд мессира заставил его остаться на месте.
– Здравствуйте, Каспар, – произнес мессир едва слышно.
– Здравствуйте, – несколько смущенно ответил тот. Ему казалось, что их встреча через столько лет должна была выглядеть иначе.
– У меня мало времени, и… я не должен был появляться здесь. Но я решил дать вам шанс, Каспар.
– Какой шанс, о чем вы, мессир?
– Вам не показалось странным, что вы столько раз избегали больших неприятностей и преодолевали походные трудности, а теперь вам не везло с самого начала?
– Признаться – было такое… – согласился Каспар, все еще не понимая, к чему клонит мессир.