– Уфф! Натрудился так, будто в одиночку все холсты на мануфактуре переполоскал.
Генриетта поспешила на кухню и прибавила фитили двум светильникам. Каспар прошел за ней, опустился на большой табурет и сложил перед собой руки.
Пока жена хлопотала у плиты, прибежали Ева и Хуберт.
– Ну и как там? - спросил сын.
– Теперь - приемлемо, - ответил Каспар. - Король с прислугой разместился в ратуше, а ее величество устроилась в «Коте и Ботинке».
– Небось хозяевам переполоху было! - заметила Генриетта, взбивая яйца для омлета.
– Не то слово, - усмехнулся Каспар. - До земли кланялись, да все «ваше величество, ваше величество».
– И что королева, правду говорят, что очень хороша? - спросила Генриетта.
– Не знаю, я близко не подходил. Подальше от начальников, поближе к котелку.
– Я знаю, так солдаты говорят, - заметила Ева.
– Ты все знаешь, - улыбнулся отец.
Зашкварчало масло, и Генриетта вылила на сковороду взбитые с резаной зеленью яйца. По кухне поплыл аппетитный запах, Каспар почувствовал, как сильно он проголодался.
– Куда же войско разместили? - спросил Хуберт.
– Некоторой частью по пустым складам, но основная сила пошла в замок.
– Там места много, - кивнул Хуберт. - И в казармах, и в покоях.
– А ров там просто страшный, - повела плечами Ева, вспомнив, как однажды висела над ним и едва не сорвалась вместе с подоспевшей матерью.
– И куда теперь это войско - так и будет в городе торчать?
– Думаю, дальше на Кремптон двинутся, а куда потом - не знаю.
Омлет был готов, Генриетта ловко перевернула его на широкое блюдо и поставила перед Каспаром.
– Хорошо, хоть бургомистр немного оклемался, стал помогать да бегать, а то бы я до утра домой не заявился.
После недолгой внутренней борьбы Ева не удержалась, чтобы не похвастаться:
– А мне один граф понравился!
– Чего тебе понравилось? - переспросила мать.
– Граф. Молодой и красивый, вот.
– Да где ж ты его нашла, графа-то? - усмехнулась Генриетта, присаживаясь к столу.
– А я… - Ева осеклась, о том, чтобы рассказать правду, не могло быть и речи.
– Я Ирбиса прогуливала и поехала вокруг стены…
– Тебе же сказано, дальше реки никуда не ездить, - строго заметил Каспар. - Лошадь дорогая, воры за такую убить могут!
– Так они, может, и пытались убить, да она не далась, - усмехнулся Хуберт.
– Что? Что такое, Ева? - насторожился Каспар, откладывая вилку.
– Да врет он все, папа, какие могут быть воры на дороге?
– А меч ржавый откуда притащила? - парировал брат.
– Нашла. Потому и ржавый.
– Ева, ну-ка посмотри на меня! - потребовала мать.
– Ну я… - замялась Ева. Поднять глаза она боялась, обмануть мать было невозможно. - Там и не воры вовсе, а так - пьяные оборванцы. Я их шуганула, они и разбежались, а я этот меч ржавый подобрала. - Ева вздохнула. - Все-таки первый трофей…
– И последний, - резюмировал отец. - Я прикажу Табрицию, чтобы лошадь тебе больше не давал.
– Ну и пожалуйста… Ну и ладно…
На глаза Евы навернулись слезы.
– А я все равно с графом познакомилась, и мы с ним долго разговаривали, а еще он сказал, что придет в гости. Вот!
– Чего ты мелешь, какой граф? - усмехнулся Хуберт. Ему нравилось поддразнивать сестру.
– Грегори Матиус де Шермон, граф Одуанский и Бризо! - выпалила Ева и с видом победительницы посмотрела на брата.
За столом воцарилась тишина. Каспар молчал, а Генриетта и Хуберт выжидающе на него смотрели, ведь это именно он занимался расселением короля Филиппа и его приближенных.
– Граф де Шермон Одуанский - ближайший сподвижник короля, - наконец произнес Каспар. - Он весьма волен в общении с его величеством, придворные господа заискивают перед ним, как перед королевским родственником.
– Вот! Что я говорила! - воскликнула Ева и с триумфальным видом щелкнула Хуберта по лбу, но тот даже не повел своими широкими плечами.
– Отец, ты можешь что-то разъяснить, а то у меня голова идет кругом, - пожаловалась Генриетта. - Где она набедокурила?
– Хорошо, - кивнул Каспар и, обращаясь к дочери, спросил: - Как выглядел граф?
– Обыкновенно. Шляпа, кираса, сапоги, шпоры. Платье зеленое с серым, меч при нем - четыре фута, рукоятка, плетенная рубчиком. Наплечники черненые, правый чуть смят, на наплечниках герб.
– Герб золоченый или эмалевый?! - привставая, спросил Каспар.
– Эмалевый.
– Что на гербе?
– Голова волка, меч, рыба и листья дуба.
Каспар со вздохом опустился на табурет:
– Да, это он.
– И что же ты ему наговорила?! - спросила Генриетта, не ожидая услышать ничего хорошего.
– Мы просто побеседовали, он спросил, как меня зовут и кто научил меня так здорово драться, а я…
– И с кем же ты дралась, Ева? Ты ведь сказала, что только «шуганула»? - спросил Каспар, и Ева поняла, что из-за своего желания похвастать окончательно проговорилась.
– Рассказывай, раз попалась, - потребовала Генриетта.
Ева шмыгнула носом, вытерла проступившие слезы и поведала о том, как поехала вдоль северной дороги, чтобы посмотреть на войско короля, как ввязалась в драку с разбойниками и познакомилась с графом. Но чтобы хоть немного уменьшить свою великую вину, напомнила, что молодой граф обещал навестить ее в доме отца.
– В это трудно поверить, но говорит складно, - сказал Каспар, когда Ева закончила свой рассказ.
– Не нравится мне это, - сказал Генриетта, поднимаясь. - У дворян с простыми девушками игры известные. Нужно ее спрятать на недельку, чтобы нигде не появлялась, а приедет этот граф, скажем, в деревню отправили.
– Да, - согласился Хуберт. - На исправление.
Ева начала подвывать.
– Перестань, - сказал Каспар. - Сама нарушила все запреты, теперь не обессудь, хорошо, если порота не будешь. Иди к себе…
Ева, всхлипывая, поднялась и вышла из кухни. Хуберт со вздохом сказал:
– А мне ее жалко. Не годится для нее школа девчачья, она у нас не девка, она - бювард.
– Бювард, - повторил Каспар, вздыхая. - Ладно, пойду спать, чую я, завтрашний день будет такой же тяжелый.
Каспар уснул, едва его голова коснулась подушки, однако стоило на окраине Ливена пропеть первым петухам, как в ворота постучали.