Лицо Скотта по-прежнему выражало враждебность, но даже порезы и синяки не скрывали того, как он побледнел.
— Вы совершаете огромную ошибку, — сказал он, глядя при этом только на меня. — Если меня посадят в камеру, я буду словно крыса в клетке. Он найдет и убьет меня. Черная Рука.
В его голосе звучал неподдельный страх, и я никак не могла определить, что это — отменная актерская игра или он действительно не представляет себе возможностей нефилимов? Но разве мог он носить клеймо общества нефилимов по крови и не догадываться, что бессмертен? Неужели никто в обществе не упомянул об этом?
Скотт не сводил с меня глаз. Жалобным голосом он проговорил:
— Так и есть, Нора. Если ты сейчас бросишь меня здесь, я умру.
— Ну да, ну да, — детектив Бассо захлопнул дверь машины и повернулся ко мне: — Сможешь не влипнуть в очередные неприятности хотя бы до утра?
Я подняла окно своей спальни и села на подоконник, задумавшись. Освежающий бриз и ночной хор насекомых составили мне компанию. Далеко, на том конце поля в доме горел свет, и это почему-то успокаивало: было приятно знать, что в это позднее время кто-то еще, кроме тебя, не спит.
Когда детектив Бассо увез Скотта, Ви с Риксоном изучили замок на входной двери.
— Ого, — присвистнула Ви, глядя на изуродованную дверь. — Как Скотт умудрился так погнуть засов? Бензопилой, что ли, орудовал?
Мы с Риксоном только обменялись быстрыми взглядами.
— Я заеду завтра, поставлю новый замок, — пообещал он.
С тех пор прошло уже больше двух часов, и Риксон с Ви давно уехали, оставив меня наедине с моими невеселыми мыслями. Я не хотела думать о Скотте, но мысли все время возвращались к нему, и я ничего не могла с этим поделать. Играл ли он, изображая свой страх, или завтра я действительно услышу, что с ним произошел несчастный случай в камере? В любом случае умереть он не может. Пара синяков — возможно. Но не смерть. Я не позволяла себе думать, что Черная Рука может не ограничиться синяками, если Черная Рука вообще представлял собой реальную угрозу, Скотт ведь даже не был уверен, что Черная Рука знает о его местонахождении.
Я сказала себе, что все равно сейчас ничего не могу изменить. Скотт ворвался в мой дом и угрожал мне ножом. Он за решеткой по собственной вине. Он — под замком, и я — в безопасности.
Ирония заключалась в том, что я хотела бы сама сегодня оказаться в тюрьме. Потому что если Скотт действительно был приманкой для Черной Руки, я бы очень хотела быть там, чтобы встретиться с ним и выяснить все раз и навсегда.
Я страшно устала, мозг отказывался работать, но я упорно пыталась разобраться в имевшейся у меня информации. Скотта клеймил Черная Рука, нефилим. Риксон сказал, что Патч был Черной Рукой, ангелом. Больше всего было похоже, что в наличии имелись две разных личности с одинаковым именем…
Полночь уже давно миновала, но я не хотела ложиться, хотя и уже очень хотела спать. Ведь уснуть значило открыться Патчу, снова попасть в его умело расставленные сети, соблазняющие меня словами и нежными прикосновениями, запутывая меня еще сильнее. Больше чем спать, я хотела получить ответы на свои вопросы. Я все еще не побывала у Патча дома. И сейчас я была абсолютно уверена, что найду ответы именно там.
Я натянула черные джинсы и черную облегающую майку. Обещали дождь, поэтому я выбрала теннисные туфли и нацепила непромокаемую ветровку.
На такси я доехала до самого восточного конца Колдуотера. Река переливалась как широкая черная змея. Очертания заводских труб, которые я видела периферийным зрением, вызывали у меня ассоциации с огромными монстрами. Дойдя до пятисотого дома индустриального района, я обнаружила два трехэтажных кирпичных дома и вошла в подъезд первого. Все было тихо, и я рассудила что обитатели мирно спят в своих кроватях. Я проверила почтовые ящики, но фамилии «Киприано» там, разумеется, не было. Патч слишком старался держать свое жилище в тайне от всех и ни за что не прокололся бы, оставив свое имя на почтовом ящике.
Я поднялась по лестнице наверх. Квартиры 3A, 3B и 3C. Никакого 34. Я сбежала вниз по ступенькам и решила попытать счастья во втором доме.
За парадной дверью оказался узкий подъезд с истертым полом, черные и красные граффити на стенах едва прикрывал тонкий слой краски. Как и в предыдущем здании, почтовые ящики висели в глубине подъезда. У входа гудел и жужжал кондиционер, а открытые створки старого лифта-клети словно только и ждали, чтобы проглотить меня. Я прошла мимо лифта, выбрав лестницу.
Дом казался одиноким и заброшенным. Место, где каждый занимается своими делами и не сует нос в чужие. Место, где никто никого не знает и легко хранить тайны.
Третий этаж был мертвенно тих и спокоен. Я прошла мимо квартир 31, 32 и 33 и в конце коридора обнаружила квартиру 34. Уже стоя у двери, я вдруг подумала, что буду делать, если Патч окажется дома. Но отступать было поздно, оставалось только надеяться, что его нет. Я постучала, но никто не ответил. Я попробовала нажать дверную ручку, и, к моему удивлению, дверь поддалась.
Я заглянула внутрь, в темноту. Постояла на месте, прислушиваясь. Потом попыталась включить свет, щелкнув выключателем внутри, но либо лампочки перегорели, либо электричества не было. Достав из кармана фонарик, я вошла и закрыла за собой дверь.
В квартире ужасно воняло. Воздух был тяжелым от запаха протухшей еды. Я направила фонарик в сторону кухни и увидела довольно неприглядную картину. На столе стояли сковородка с яичницей, которой явно было несколько дней, и практически полный галлон молока, которое испортилось настолько, что пластиковая бутыль вздулась и грозила вот-вот взорваться. Никогда бы не подумала, что Патч называет домом такое место. Впрочем, это лишь доказывало, как многого я о нем не знаю.
Я положила ключи и сумочку на стол и прикрыла майкой нос, пытаясь избавиться от вони. Стены в квартире были голые, мебели почти не было. Только древний телевизор с антенной, вероятно даже черно-белый, и жалкий диванчик в гостиной. Окна были заклеены простой бумагой — такой, в которую заворачивают мясо в мясной лавке.
Опустив луч фонарика вниз, я прошла по коридору в ванную. Там было пусто, если не считать бежевой занавески для душа, которая, вероятно, когда-то была белой, и ветхого полотенца на крючке. Ни мыла, ни бритвы, ни пены для бритья. Линолеум на полу задрался по краям, а шкафчик над раковиной был пуст.
Я прошла дальше по коридору в спальню, повернула ручку и вошла внутрь. В нос мне ударил запах грязного пола и несвежего постельного белья. Поскольку света не было, я решила, что могу, не опасаясь, поднять шторы, и открыла окно, впуская внутрь порцию свежего воздуха. В темную комнату с улицы вплыл сероватый свет, придав ей некоторую призрачность.
На тумбочке горой стояли тарелки с засохшей едой, и хотя на кровати было белье, оно выглядело так, как будто его очень давно не меняли. Судя по запаху, как минимум несколько месяцев.