Обеими руками ухватилась я за рукоятку. И в этот миг свалилась с небес алая тварь, в мои глаза метила она. Отдернула я голову, но милостью Сил, которым так долго служила, не выронила меча.
Огнем ожгла тварь мою щеку, взвизгнула рядом, шипя. Но все готова была я забыть ради камня, важен был только камень. И он шевельнулся!
Все свои силы собрала я и крикнула:
— Сильнее, Джервон!
И под напором наших мечей наклонился камень. А тварь металась над нашими головами, и Джервон вдруг, тоже охнув, отдернул голову. Но мы справились с камнем: на мгновение застыл он, потом рухнул вниз и откатился.
И следа не осталось от той, что грозила нам с камня. Но свирепая тварь яростно бросилась ко мне. Отшатнулась я, прикрыв глаза ладонью, но меч в руке удержала и ткнула им вниз, в то место, которое было под камнем. Раздался стон. Ненавистная тварь исчезла.
Я стояла над неглубокой ямой. В ней был металлический горшочек, но пронзила я его острием меча, словно был металл мягче глины. Что-то текло из него, и в текущем сплаве растворился сам горшочек, а потом вдруг исчезла и вся жижа, словно в землю впиталась.
Задрожали под ногами каменные плиты, стали трескаться и ломаться в щебень, сперва у ямы, а потом, как волнами, покатились, удаляясь все больше от ямы, словно бы все века, незаметно пролетевшие над этим местом, вдруг нестерпимой тяжестью навалились на него, дробя камни.
Волна щебня докатилась до ног первого из мужчин. Он поежился, шевельнулся. И вдруг броня его покрылась ржавчиной, гулко грохнули в нее кости, и, смешавшись воедино, все разлетелось на мелкие кусочки и упало на вздыбившиеся камни.
Так было и с остальными. Волна времени поглощала стоящих, срывала с них видимость жизни и катилась все дальше.
— Мертвецы! — сказал Джервон. Я обернулась к нему: он с живостью озирался вокруг, сковывавшая его тяжесть исчезла, вернулось сознание.
— Да, мертвы, и давно! А теперь мертва и эта ловушка.
Рядом вверх рукоятью стоял мой меч, горшок бесследно исчез, и теперь меч был воткнут острием в землю. Я ухватилась за рукоять и потянула — острия не было, от него осталась тонкая сосулька, будто меч погрузили в кислоту. Не меч, три четверти меча держала я в руке. Я вложила искалеченное оружие в ножны и удивилась мощи той силы, что была заключена в горшке.
Элин! Даже забыла я, за кем пришла сюда! Резко обернулась я от ямы, где позади всех остальных стоял мой брат. Он шевельнулся, неуверенно поднял руку ко лбу, попытался шагнуть и споткнулся о кости и броню одного из неудачников. Я рванулась к нему, готовая поддержать. Он моргал, оглядывался по сторонам, словно только что спал и видел сон, а, проснувшись, обнаружил, что был тот сон явью.
— Элин! — Я ласково прикоснулась к его плечу, словно утешая проснувшегося с криком ребенка. Он медленно обернулся ко мне.
— Элис? — спросил он, не веря своим глазам.
— Элис, — подтвердила я, взяла его за руку и вытащила из-за пояса чашу.
Черная пелена исчезла. Серебром сверкала она в лунном свете, как в ту ночь, когда была сотворена.
— Чаша из драконьего серебра?
— Да, по ней увидела я, что ты в беде… а потом чаша привела меня сюда…
Тут он вновь оглянулся. Волна разрушения прошла еще дальше. Погасло призрачное свечение столбов, большинство их упало, развалилось на мелкие крошки. Улетела отсюда сила, что удерживала все вместе.
— Где… где мы? — озадаченно хмурился Элин. И подумалось мне: а помнит ли он, что с ним случилось?
— В сердце проклятия Ингаретов. Оно пало и на тебя…
— Ингаретов! — Хватило и одного слова. — Где Бруниссенда, жена моя?
— В надежной крепости ложбины Фроме.
Горько было мне слышать его слова, словно шагнул он куда-то… не шагнул — отпрянул… но рука моя пока держала его руку.
— Я не помню, — неуверенно пробормотал он.
— Это неважно. Теперь ты свободен.
— Теперь мы все свободны, госпожа! Но нужно ли нам задерживаться здесь?
Джервон стоял рядом со мной. Обнаженный меч был в его руке, он внимательно оглядывался по сторонам, словно повсюду были враги и за любым придорожным кустом мог таиться вооруженный воин.
— Сила покинула это место. — Я была уверена в этом.
— Но одна ли она здесь? Лучше — по коням и назад… Так будет спокойнее.
— Кто это? — спросил Элин.
Ошеломление, судя по краткости речей, еще не оставило его, и я с готовностью ответила:
— Это Джервон, маршал долины Хавер, отправившийся со мной выручать тебя. Его мечом мы добыли победу в этой битве с силой проклятья.
— Благодарю вас, — отсутствующим голосом произнес Элин.
По всему было видно, что не оправился он еще от власти проклятья и не отдает себе отчета во всем происходящем; простить следовало краткость слов благодарности. Но жутковато стало мне.
— А далеко ли отсюда ложбина Фроме? — Тут голос Элина ожил.
— В дне езды, — ответил Джервон.
Не могла я тогда вымолвить ни слова. Ведь все силы мои ушли на битву с Древней, а сейчас Элин был на свободе. Одолела меня вдруг усталость, разом навалилась на плечи, словно пришло ее время. Но крепкая, как стена крепости, рука обхватила меня за плечи.
— Поехали. — Элин уже повернулся, он готов был идти.
— Не сейчас, — приказом отдавал тон Джервона. — Целый день госпожа, сестра ваша, ехала вчера сюда, не отдыхая, а потом тяжко билась всю ночь, чтобы дать вам свободу. Не по силам ей сейчас ехать!
Элин нетерпеливо оглянулся. С детства знакомое мне упрямство застыло на его лице.
— Тогда я… — начал он и замолк, а потом кивнул головой. — Хорошо.
Притворялся ли он, не знаю. Сморила меня усталость, и не разбирала я ничего. Не помню, как вышли мы из руин спирали. Ничего больше не помню, только мягкий мешок под головой, укутавший меня меховой плащ, подарок Омунда, да твердую руку и заботливый голос.
Разбудил меня соблазнительный запах жареного мяса. Сквозь полузакрытые веки увидела я перепляс язычков огня на сучьях, а над угольями сбоку на прутьях жарились небольшие тушки лесных птиц, дичи изысканной и достойной пиршественного стола любого из лордов Вестдейла.
Скрестив ноги, Джервон без шлема в спускавшемся на плечи кольчужном подшлемнике скептически поглядывал на жарящихся птичек. Где Элин? Я огляделась, но брата у костра не было. Я приподнялась на локте и выкрикнула его имя.
Джервон быстро поднялся и склонился ко мне.
— Элин? — опять крикнула я.
— Беспокоиться нечего, жив и здоров, уехал с рассветом. Торопился к подданным и к жене.