– Просто знаю, сколько времени требуется вашим комиссиям по займам, аудиторам, вице-президентам, такому-то и такому-то, и в конце концов где-нибудь через месяц вице-президент этакий поставит свою подпись на нужном документе, если кассир скажет ему, что в кассе есть наличность, а дома у самого вице-президента нет разлада с женой. Уж я-то знаю методы вашей работы.
Эткавэйдж бросил взгляд на часы:
– В три часа дня тебя устроит?
– Да.
– Под твою ответственность?
Джейк вытер губы и перегнулся через стол. Голос его звучал абсолютно спокойно:
– Мой дом заложен и перезаложен, и у тебя закладная на мой автомобиль, если помнишь. Я могу выписать тебе закладную только на свою единственную дочь, но, если ты вздумаешь лишить меня права выкупа, я убью тебя. Какая ответственность, какие гарантии тебе еще нужны?
– Извини меня за этот вопрос.
– Когда я получу чек?
– В три часа.
Появившийся откуда-то Клод вновь наполнил их стаканы чаем.
– Еще пять минут, – громогласно объявил он.
– Восемь, – требовательно сказал Джейк.
– Послушайте, мистер Шишка, – с ухмылкой обратился к нему Клод, – здесь вам не зал суда, а ваш снимок в газете не стоит и двух центов. Я сказал – пять.
– Пусть так. Однако ребрышки у меня были жестковаты.
– То-то я вижу, что на тарелке ничего не осталось.
– Стоят они столько, что поневоле съешь все.
– Они обойдутся вам еще дороже, если станете жаловаться.
– Мы уходим, – предупредительно сказал Эткавэйдж, вставая и бросая на стол доллар.
* * *
Во второй половине дня в воскресенье семейство Хейли так же разместилось за столиком с зонтом, в стороне от неистовства под баскетбольным щитом. Уже установилась летняя жара, и липкий, влажный воздух стелился по самой земле, пробираясь даже в тень. Пока дети вместе с отцом в поте лица трудились над жареным цыпленком, Гвен отмахивалась от надоедливых мух. Торопливо поев, ребята побежали к качелям, которые Оззи установил совсем недавно для детишек своих подопечных.
– Что с тобой делали в Уитфилде? – поинтересовалась Гвен.
– Ничего особенного. Задавали какие-то вопросы, брали анализы. В общем, чушь всякая.
– А содержали как?
– В наручниках. И стены обиты пробкой.
– Ты смеешься? Тебя посадили в комнату с пробковыми стенами? – Гвен это развеселило настолько, что она даже негромко хихикнула.
– Ну еще бы. Они следили за мной, как будто я был каким-то редким животным. Говорили, что я знаменитость. Мои охранники твердили, что очень гордятся мной. Один был бельм, другой – черным. Я, мол, сделал доброе дело, и они надеются, что я выкарабкаюсь. Они относились ко мне хорошо.
– Что сказали врачи?
– До суда они ничего не скажут, а на суде заявят, что я в полном порядке.
– Откуда ты знаешь, что они заявят?
– Джейк мне объяснил. До сих пор он не ошибался.
– Он нашел для тебя доктора?
– Да, выкопал где-то какого-то чокнутого пьяницу. Уверяет меня, что он психиатр. Я говорил с ним пару раз в кабинете Оззи.
– И что же он?
– Джейк уверяет, что он будет говорить то, что нам нужно.
– Он должен быть действительно хорошим специалистом.
– Составил бы неплохую компанию ребятам из Уитфилда.
– Откуда он сам?
– По-моему, из Джексона. Он не производит впечатления человека, уверенного в своих силах. Ведет себя так, будто я собираюсь прикончить и его. Клянусь, оба раза, что мы с ним разговаривали, он был пьян. Задавал мне такие вопросы, которые никто из присутствовавших не мог понять. Записывал что-то, как профессор. Говорил, что надеется помочь мне. Я потом спросил о нем Джейка. Джейк велел не беспокоиться, сказал, что на суде тот будет трезвым. Но по-моему, Джейк и сам неспокоен.
– Тогда зачем же нам его использовать?
– Потому что он не требует платы. Кому-то там что-то должен. Настоящий психиатр потребует тысячу за то, чтобы освидетельствовать меня, и другую тысячу за то, чтобы дать показания в суде. Это еще считается недорого. Но и об этом я даже думать не могу.
Улыбка сошла с лица Гвен, теперь она смотрела в сторону.
– Нам нужны деньги дома, – проронила она, не глядя на мужа.
– Сколько?
– Пару сотен на продукты и оплату счетов.
– А сколько у тебя есть?
– Меньше пятидесяти.
– Подумаем, что можно сделать.
Она посмотрела на него с удивлением:
– Что это значит? Ты хочешь сказать, что сможешь раздобыть денег здесь, в тюрьме?
Карл Ли поднял брови, погрозил жене пальцем. Не ее это дело – задавать ему такие вопросы. Брюки все-таки носит он, хоть и в камере. Он по-прежнему глава семьи.
– Прости, – прошептала Гвен.
Приникнув глазом к трещинке в одном из витражей своей церкви, преподобный Эйджи с удовлетворением наблюдал за тем, как во двор один за другим въезжают блестящие «кадиллаки» и «линкольны». Сегодня, в воскресенье, он назначил на пять часов заседание церковного совета: нужно обсудить ситуацию с делом Хейли, выработать стратегию действий на последние три недели, оставшиеся до суда, нужно подготовиться к приезду адвокатов ассоциации. Еженедельные сборы пожертвований приносили ощутимые результаты: всего на сегодняшний день в округе было собрано более семи тысяч долларов, и почти шесть из них преподобный отец поместил на специальный счет Фонда защиты Карла Ли Хейли. Семье Хейли не было передано ничего. Эйджи ждал указаний ассоциации, сам он считал, что все деньги должны идти непосредственно в фонд. Семью, если уж она будет голодать, могут покормить сестры в церкви. Наличные потребуются на другие дела.