— Мы попробуем. Мы будем бороться. Нужно в общем-то не так уж много всегда говорить друг другу правду…
— И у тебя не останется никаких женских секретов?
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Не знаю, сумею ли я справиться с этим. Но я попробую, — мужественно ответила она. — Давай лучше займемся нашими насущными делами. У нас нет больше компьютера, мы не сможем найти проход, и, возможно, нам не так уж долго осталось быть вместе…
— Может, компьютер нам больше не понадобится. Переход где-то совсем рядом. Не зря здесь появились десантники. У них ведь не было другого пути, и, кроме того, отказало энергетическое оружие — наверняка это тоже связано с зоной перехода.
Постепенно стемнело. На небе, далеко над стеной ущелья, зажглись первые звезды… Странные это были звезды… Лишь теперь я заметил, что они не меняют своего положения на небосклоне, словно вращение планеты не имело к ним никакого отношения…
— Канал где-то совсем близко. Я его чувствую… Словно гроза начинается. Это где-то здесь, за стеной. Видишь, горизонт в той стороне немного ярче?
— Я этого не вижу. Но это неважно. Раз ты говоришь, что он там… Вот только это может быть другой переход…
— Что значит другой?
— Переход, ведущий в один из тысяч миров четвертого измерения. Миры «голубого грома»… Мне страшно подумать, что нас там ожидает, если ты ошибешься, Олег…
Словно у нас был выбор… Словно здесь нас не собирались убить. И все же, если она права, за переходом нас может ожидать еще более страшный мир.
— Самое неприятное в том, что, если мы ошибемся, обратно уже не вернуться. Миры второго порядка не соединяются напрямую с трехмерным миром Барнуда. Они сообщаются лишь друг с другом. Переход возможен только в одну сторону.
— Откуда ты все это знаешь?
— У нас в подполье работает научная группа. Наши ученые изучают Гифрона не первый год. Основная информация поступает от тех немногих, кому удалось вернуться.
— Знают ли ваши ученые, как далеко простираются эти миры? Где проходит их граница?
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду?
— Я хочу знать, настоящие ли это звезды, есть ли среди них земное солнце?
— Это другие звезды. Другая вселенная. В ней никогда не было Земли…
— Значит, мы должны вернуться! Если кому-то это удалось, вернемся и мы. Я не желаю умирать под звездами, среди которых даже нет нашего Солнца!
Чувствуя, как она дрожит, я постарался хоть немного ободрить ее:
— Вообще-то я везучий. Меня и в космическую академию приняли из-за этого редкого качества.
Она вымученно улыбнулась. И эта ее жалкая улыбка сильнее всего остального показала, какой глубокий страх она сейчас испытывала. Это не был страх смерти… Что-то еще более страшное мучило сейчас женщину, которую я так хорошо и так мало знал…
— Извини, но нам нельзя здесь больше задерживаться. Они вот-вот опомнятся, воспользуются темнотой. В рукопашной схватке решающее значение имеет лишь численный перевес.
Она кивнула, соглашаясь.
— Переход тоже не стоит на месте, ты можешь потерять направление…
Лания с трудом поднялась, опершись о мою руку, и мы медленно и упорно полезли вверх — туда, где на темнеющем вечернем небосклоне все отчетливее проступал огненный столб перехода, ведущего в неизвестность.
Когда высоко в горах человек попадает в грозу, изменяется энергетика его тела. Электричества так много, что оно пропитывает все вокруг. Любые металлические предметы при прикосновении к ним отвечают электрическим разрядом. Короны огней святого Эльма вспыхивают даже на деревянных шестах. Человеку кажется, что у него выросли крылья, и он не замечает, что смерть уже подобралась к нему вплотную.
Нечто похожее я испытал, когда мы взобрались на стенку ущелья и в десяти метрах от нас возникла полупрозрачная светящаяся воронка.
Она медленно вращалась и по форме напоминала песчаный смерч.
Ее форма все время менялась, и порой мне казалось, что сквозь лохмотья электрических разрядов, пронизывающих воронку снизу доверху, время от времени проглядывает огромное человеческое лицо.
Чем ближе мы подходили к воронке, тем отчетливей видел я это лицо. Но черты все время искажались, и я никак не мог понять, похоже ли оно на лик демона.
Наконец губы шевельнулись, и я услышал в глубинах своего сознания шелестящий, как осенний ветер, голос:
— Почему ты хочешь уйти?
Я ответил, не разжимая губ:
— Потому, что мой мир остался за гранью.
— Здесь твой мир. Ты сам его создал. И ты можешь изменять его по своему желанию.
— Мне не нужен искусственный мир. Я хочу вернуться в реальный.
— Ты знаешь, что такое реальность? Ты знаешь, где проходит грань между воображаемым и реальным миром? Ты не знаешь, а потому молчишь.
— Я хочу жить в том мире, в котором родился.
— Это никому не дано. Рано или поздно приходит срок, и человек уходит. Только в моем мире можно жить вечно.
— Мой срок еще не наступил.
— Никто не знает своего срока, подумай хорошенько, человек, прежде чем переступить грань. Почему уходишь от меня, почему ты сопротивляешься мне?
— Потому что ты используешь людей, как домашний скот! Потому что ты несешь рабство и смерть моей расе.
— Но ведь и вы делаете то же самое по отношению к своим домашним животным. Вы вовсе не желаете им гибели.
— Люди не домашние животные!
— То, что делаете вы, — на самом деле намного хуже. Те, кто приходит ко мне, становятся по-настоящему счастливы. Они могут создавать для себя целые миры, такие, какие им нравятся. Разве ваша раса способна на что-нибудь подобное?
— Моя раса больше всего ценит свободу.
— Тогда откуда берутся те, кто добровольно приходит ко мне?
— Их меньшинство. Скоро сюда прилетят корабли с Земли. Тогда посмотрим.
Я взял Ланию за руку и шагнул навстречу огненному вихрю, радуясь тому, что она не может слышать звучащих в моем сознании слов.
— Ты ошибаешься, инспектор! Ты ничего не понял, ты обязан исследовать любое явление, но сейчас ты убегаешь от себя самого, ты еще пожалеешь об этом своем решении!
Теперь голос почти умолял, и, не слушая его больше, я сделал еще один шаг.
Воронка огненного вихря сомкнулась вокруг нас. На какое-то мгновение я ослеп, затем все пространство заполнили стены огня. Мир вокруг взорвался и начал вращаться. Мне вдруг показалось, что моя рука, за секунду до этого державшая руку Лании, теперь сжимает пустоту.