Корабль оживал прямо на глазах, быстро отзываясь на посланные команды и чётко отвечая на все запросы.
Когда в кабине вместе с Элеонорой появились Милош и Корн, Ламберт уже прогревал стартовые контуры.
Маршрутная карта предупредительно высвечивала навигационные режимы на Ло-Дешинсе и все «дружественные объекты», способные разнести в считанные мгновения не только этот бомбардировщик, но и более крупное судно.
— Они нас не выпустят, Ник, — сказал Милош.
— Тогда мы просто выполним задание.
— Будем бомбить эту долину?
— Есть мысли поинтереснее… — Ник умолк и включил тягу. Бомбардировщик тронулся с места.
Неожиданно перед носом корабля показался гиббер, пулемётчик открыл огонь по стёклам кабины, однако пули не оставили на них и следа, и гиббер быстро ретировался.
— Смотри, Ник! — Милош указал на обзорную панель. — Они блокируют тягачами взлётную полосу.
— Правильно делают, — ответил Ник так спокойно, словно это его вовсе не волновало. — Будем взлетать по прямой…
— Но там же стена! — воскликнули все трое.
— Ну заденем немного… — сказал Ник. — Для такой машины стена не помеха.
С этими словами он потянул на себя коротенький рычажок, и огромное судно, взревев соплами, начало разбег.
Раскалённый смерч в одно мгновение смел с бетона оцепление из солдат и подкатившийся сзади джип. Сорванные с оборудования чехлы перепуганными птицами взлетели в небо, а оконные стекла в радиусе пяти километров задребезжали от жуткой вибрации, извещая всех и каждого — в промышленной зоне непорядок.
Высокая бетонная стена стремительно приближалась. Корн, Милош и Элеонора, неспособные проникнуться уверенностью Ламберта, орали так, будто их сбросили со скалы.
Затем последовал удар.
В кабинете Пятьсот десятого было сумрачно и душно. Но Кархарду это не мешало, он давно привык. Все помещения, где ему приходилось составлять служебные бумаги, были столь же мало приспособлены для жизни нормального человека.
Пусть душно, пусть темно, отчётность-то вести все равно надо. В боксе сидит целая команда вражеских диверсантов, а этот факт требует письменного отражения.
«А потом я их расстреляю по приговору военно-полевого суда», — размышлял Кархард. Конечно, люди из Надзорного отдела поднимут жуткий вой, но служебное положение позволяло Кархарду сделать это. Главное — сначала допросить, а уже потом расстрел. Тогда и взятки гладки.
— Надо бы выделить расследование деятельности лейтенанта Файвер в отдельное дело, — сказал Пятьсот десятый.
«Хрен тебе», — подумал Кархард, покусывая ручку, однако согласно кивнул головой:
— Конечно, сэр. Так и будет. В дверь негромко постучали.
— Войдите! — разрешил Пятьсот десятый, пряча в стол печенье и смахивая с губ крошки.
В кабинет вошёл один из поисковиков Кархарда.
— Разрешите обратиться к майору Кархарду, сэр!
— Валяйте, — махнул рукой Пятьсот десятый и, поднявшись из-за стола, отошёл к окну.
— Господин майор, они требуют еды, воды, бритву и прочее… Говорят, перед смертью положено.
— Да, перед смертью положено, — согласился Кархард. Он пятнадцать раз смотрел «У последней черты», а там Бесстрашному Ирвину оказывали последнюю услугу.
«Ты чуть не облапошился, Каспар», — пожурил себя майор.
— Пойди в хозяйственную часть и возьми все, что им нужно. И кстати… — Кархард улыбнулся. — Получи на складе сухой сортир и поставь им в бокс, чтобы пи-пи не просились.
— Слушаюсь, сэр… Но… капрал Чепоренко потребует оформления всех бумаг, вы же знаете…
— Скажи этому кладовщику, — возвысил голос Кархард, — что на всё про всё у него пятнадцать минут!
Майор в гневе так крепко сжал кулаки, что нечаянно сломал авторучку.
Поняв, что все уже сказано, солдат убежал со счастливой физиономией, поскольку ему предоставлялась возможность уесть кладовщика Чепоренко. В гарнизоне, где не было никаких развлечений, это немало значило.
Взяв со стола новую ручку, Кархард принялся снова терзать бумагу, а Пятьсот десятый вплотную занялся руководством.
На сегодня прогнозировался массовый выход кристаллов, и, несмотря на инцидент с шпионами, с самого утра работы в долине велись лихорадочными темпами.
«Хорошо бы вывести их во всём белом и чтобы было утро», — продолжал фантазировать Кархард. Он снова вспомнил «У последней черты», где ко всему прочему звучала печальная музыка.
«Хорошо бы и музыку…» — подумал Кархард и, вздохнув, возвратился к отчёту.
Скоро за Пятьсот десятым прибежали двое технологов — что-то у них там не заладилось.
— Я отлучусь, Каспар, а ты сиди здесь, потом я твой отчёт почитаю.
— Конечно, сэр, — ответил майор и, как только за начальником закрылась дверь, снова погрузился в мечтания, представив себе утро, взвод солдат и напротив них приговорённых. Все они в белом. И музыка.
Получалось очень неплохо, вот только что о нём подумают солдаты, если он притащит с собой настоящий пиктофон с колонками. Скажут — Кархард сдвинулся. Непременно скажут.
А потом взмах рукой и… залп.
Кархард настолько ясно представил себе эту картину, что от придуманного им залпа в окнах кабинета задрожали стекла.
Майор удивлённо поднялся и услышал отдалённое эхо взрыва, отразившееся от гор на другой стороне долины. Потом раздались истошные крики, и посыпались дождём мелкие обломки.
— Тревога! — закричал во всю глотку Кархард и, выхватив пистолет, выскочил в коридор.
— Ракетный удар, сэр! — завопил попавшийся ему навстречу капитан Вассерман. Майор с досады ударил Вассермана в зубы и помчался к выходу.
Оказавшись на улице, он сразу понял, где именно случилось несчастье. В небо, клубясь и роняя белые хлопья, поднималось серое непроницаемое облако.
— Химический взрыв! — воскликнул майор и помчался к месту происшествия, по пути скликая всех, кто ему попадался.
Бежать было далеко, и, когда он достиг боксов, там уже была одна из рот охраны.
Часть солдат обследовала руины, другие прочёсывали территорию, заглядывая во все закоулки. Где-то за складами гремели выстрелы, а над развалинами бокса проносились гибберы.
— Что случилось, Кукон?! — спросил Кархард, обращаясь к капитану, командовавшему ротой. — Кто взорвал пленных?
— Никто их не взрывал, сэр! Они — сами! Взорвали и сбежали!
— Как это сбежали? — недоверчиво спросил майор, глядя на обрушенную переднюю стену и почти полностью уничтоженную крышу. Под обломками рухнувшего строения валялось десятка полтора тел. Некоторые из них были сильно обожжены. — Тут же никто не мог выжить…