В дверь постучали.
– Одну минуточку, – отозвался Джон и, уложив деньги обратно в чемоданчик, забросил его под шкаф. После этого он открыл дверь и совсем не удивился, увидев перед собой Боуна и Фогеля.
– Вы ко мне, господа?
– Да, сэр. Принесли вам кофе, – сказал Боун.
Фогель держал перед собой поднос, на котором стоял кофейник с отломанной ручкой и три чашечки – две настоящих и одна сделанная из бронзовой втулки.
– Что нибудь случилось со Шлангом? – спросил Джон. Уж больно торжественно выглядели эти двое.
– Нет, сэр. С ним все в порядке. Док дал ему много разных лекарств, и теперь наш товарищ спит.
– Спокойным сном… – неожиданно для себя добавил Джон. Он посторонился: – Проходите, располагайтесь. Кажется, где-то у меня было печенье…
– У нас есть конфеты, – сказал Боун и показал Джону пакет.
– Что ж, хорошо, если так, – согласился Джон и придвинул гостям стулья, которых было как раз два.
– Наливать? – спросил Фогель, заговорщицки переглянувшись с Боуном.
– Наливай, – сказал тот.
Фогель разлил кофе по чашкам. Джон потянулся к своей порции.
– Какая у вас замечательная каюта! И вот эти обои! – Боун ткнул пальцем за спину Джона и, когда тот отвернулся, быстро всыпал ему в кофе порошок из пяти истолченных таблеток.
Чтобы добыть эту отраву, Боуну пришлось целый час рассказывать коку выдуманные истории про беглых сумасшедших, которые тот просто обожал, а под конец, когда хозяин камбуза вдруг решил вернуться в кладовку, где шуровал Фогель, Боун пошел ва-банк и признался коку в том, что он зоофил. Тема во всех случаях беспроигрышная, однако кок не знал значения этого слова, так что Боуну пришлось ему подробно объяснять.
В конце концов Фогель нашел нужные таблетки, и они быстренько ушли, оставив кока в состоянии, близком к шоку.
– Обои? Здесь нет никаких обоев. Это пластиковое гофре… – пояснил Джон и повернулся к столу.
– А и правда – гофре, – согласился Боун. – И чего это я подумал, что обои?
– Да, непонятно почему, – поддакнул Фогель. – Давайте пить кофе. А то остывает.
С этими словами он поднял свою чашку и, резко выдохнув, выпил содержимое одним махом.
Его примеру сейчас же последовал и Боун. Джон посмотрел в чашечку и сказал:
– Что-то у меня пены много.
– А просто размешано плохо, – предположил Боун. – Пейте, пена – это хорошо.
– Пена – хорошо, – тотчас подтвердил Фогель, и в его глазах промелькнула нехорошая искра. Джон выпил и поморщился.
– Крепковат напиток, крепковат, – заметил Боун. – Мне тоже так показалось.
– Хорошего кофе нынче не достать, – поддержал товарища Фогель, пристально глядя на Джона. Заметив, что его глаза затуманились, он вскочил на ноги с криком: – Ага, наконец отомстили! Ты умрешь!
– Ну… – Джон икнул и виновато улыбнулся. – Ну это вряд ли. Я, конечно, мало что сейчас соображаю, но… – тут он снова улыбнулся, – но так хорошо мне не было уже давно… Давно… Уже…
Джон попытался подняться, но не сумел и бессильно повалился обратно в кресло.
– Это только временная эйфория! Расплата наступит! – не успокаивался Фогель, приплясывая возле стола, словно безумный.
– Эй, Фогги, а ты уверен, что эти таблетки его прикончат? – спросил Боун, с сомнением глядя на улыбающегося Саблина.
«О чем они говорят?» – недоумевал Джон. Теплые океанские волны поднимали его с самого дна, потом стали качать, качать, пока он не взмыл в небо, споря с солеными брызгами морских ветров. «Да я же чайка или даже буревестник!» – догадался Джон, рассмотрев два крыла, которые несли его все выше и выше, подчиняя себе воздушную стихию. – Он умир-рает, Боун! Смотри, как нелепо он дергает руками – это судор-роги! – прилетело откуда-то издалека, из прежней жизни Джона Саблина.
«А ну вас, дураки», – подумал он и закрыл глаза.
В дверь каюты постучали. Сначала тихо, потом все требовательнее.
Джон почти ничего не слышал, летая над океанскими волнами и выхватывая из них вкусных блестящих рыбок.
– Кто там? – недовольно спросил Боун, однако вместо ответа в дверь продолжали стучать.
– Придется открыть, – сказал Фогель и, подойдя К двери, повернул ручку.
– Здравствуйте! – громко произнес кок, заходя в каюту.
– Виделись, – буркнул в ответ Боун.
– Мы к тебе, – сообщил довольный кок.
– Кто это «мы»? – уточнил Боун. Ему не верилось, что этот камбузный жук успел так быстро сообразить, что у него уперли тараканью отраву.
– Заходите, ребята! – позвал кок, и в каюту ввалились корабельный механик Цандлер, боцман Душивер и еще трое матросов из свободной смены. У всех было приподнятое настроение, а Душивер держал наготове портативную видеокамеру.
– Что это означает? – недоуменно спросил Фогель.
– Сейчас-сейчас. – Кок подал знак Цандлеру, и тот вывалил из сумки на пол каюты белого пуделя.
– Это на что же вы намекаете? – строго спросил Боун, упирая руки в бока.
– Но ты же сам мне говорил, – напомнил ему кок, – ты ведь этот, зоофил?
Картины одна восхитительнее другой проносились перед Джоном-птицей, Джоном-чайкой. От стремительных падений вниз у него захватывало дух, откуда-то из неведомых слоев пространства прилетали слова: «… Между тучами и морем гордо реет буревестник…»
«Буревестник – это я», – с удовольствием осознал Джон.
Даже когда полыхала молния и небо сотрясал гром, он ничего не боялся и – вж-ж-жик – разрезал волну острым крылом.
Тряска от налетевшей бури все усиливалась, и в какой-то момент в сознание Джона, охваченного восторгом, проникла неприятная догадка, дотянувшаяся до него из прежней жизни.
«Трясет потому, что наше судно проходит сквозь коридор – впритык к нагромождениям аномальных зон», – сообщил Джону чей-то бесстрастный голос.
«Ну и плевать», – ответил голосу Джон.
«Как только твое судно выйдет из коридора, его настигнут корабли-убийцы и разнесут на мелкие кусочки».
«Я же сказал – плевать», – досадливо отмахнулся Джон. Этот назойливый голос отвлекал его от полетов на морем, а это было важно – важно для теперешнего Джона, Джона – свободной птицы.
«Твое молодое тело будет разорвано на безобразные ошметки, и ты уже никогда не займешься сексом с Кэти».
«Плевать на Кэти! Полеты над волнами приятнее секса!»
«Ну-ну, птица-Джон, – тогда подумай о маме… И не говори, что будешь прилетать к ее окошку и долбить в стекло клювом… Не смеши меня!»