– Ты куда это на ночь глядя?
– Какая ночь, Любаня?! – вмешался Окуркин. – Только половина восьмого. Солнышко вон как светит!
– Мы пойдем халтуры поищем, Люба. Дело-то нужное…
– А-а… – протянула жена, вспомнив про сто долларов. – Только смотри недолго, а то я…
– Чего? – обернулся Сергей.
– Я к психическому врачу на работе ходила.
– И чего он сказал?
– Ну… – Люба пожала плечами. На самом деле она так и не поняла, чем ей помог этот визит, однако доктор ее выслушал, и это уже было немало. – Прописал таблеток – от нервов, – начала сочинять Люба. – Вам, говорит, муж доставляет много расстройства и нервов.
– Много он знает, этот твой доктор, – буркнул Тютюнин, и они с Лехой вышли из квартиры. На лестничной площадке им попалась старуха Гадючиха.
– Ой, ребятки! Леша, Сережа! А Любочка дома?
– А тебе она чего, подружка, что ли? – строго спросил Сергей.
– Да нет. Я вот конфеток ей несу – к чаю… – Живолупова засуетилась, словно собираясь достать из кармана гостинец.
– Не нужно нам твоих конфеток. У нас и те еще целы. Хочешь вынесу?
Жадность едва не заставила Гадючиху крикнуть: «Хочу-у-у!» – однако она вовремя спохватилась.
– Да ну, не нужно. Подарочек все же. От чистого, так сказать… Ну я пойду.
– Стой. – Тютюнин схватил Живолупову за рукав. – Ты чего, бабка, за нашей квартирой следишь, а?
– Я не слежу. Да ни в жисть… Леша, скажи ему, сыночек, что я никогда…
– А зачем на строительный кран лазила? – На лице Сереги появилась зловещая улыбка. Гадючиха струхнула. К тому же она была уверена, что Тютюнин далеко не тот, за кого себя выдает. Да и Лешка выглядел как-то странно.
«Ликвидируют! Ой, мама родная, ликвидируют!» – запаниковала агент Зи-Зи.
– То не я была, Сереженька! – запричитала она. – Не я, а другая взбалмошная старуха из двенадцатого дома! Я тебе ее покажу, Сережа, пойдем прямо сейчас! – Жи-волупова забилась, как птица, пытаясь вырваться, однако на этот раз Тютюнин был непреклонен
– Не отпирайся, говори, зачем на кран лазила?
– Сослепу, Сереженька, сослепу! Я ж старая, глухая, темная, неграмотная! И зачем я поперлась на стройку эту, будь она неладна! Хотела кирпичиков домой принести, горяченькими их на поясницу класть, я ж больная вся до последнего суставчика-а-а!
– Ладно, Серег, отпусти ее, – вступился Окуркин. – А то она весь дом переполошит.
Тютюнин отпустил Гадючиху, и та, метнувшись на лестницу, запрыгала вниз гигантскими шагами.
– Совсем сбрендила, – прислушиваясь к ее прыжкам, сказал Серега.
– По возрасту положено, – пояснил Окуркин. – До таких лет еще дожить нужно, а уж чтобы крыша на месте стояла – это совсем сложно.
Когда друзья оказались во дворе, Сергей первым делом запустил земляным комом в кота Артура, который имел неосторожность сидеть на крышке мусорного контейнера.
– Ты чего это? – удивился Окуркин. – Все не можешь ему Маруську простить?
– При чем здесь Маруська? Плевал я на нее, понял? Мне человек деньги заплатил, чтобы я этому гаду усатому жизнь испортил, вот я и выполняю этот.., контракт.
Неожиданно из-под сгнившего «москвича» выбралась та самая Маруська. Гордо подняв голову, она направилась к подъезду.
Тютюнин и Окуркин замерли. Они не проронили ни слова, пока Маруська не скрылась из виду, и только после этого Леха сказал:
– А ведь это, Серег.., чего-то в ней есть, а? Жаль, что ты ее тогда не догнал – когда за Афоню выступал.
– Да ты чего, Окуркин, с дуба рухнул?! – возмутился Сергей. – У меня, между прочим, жена Люба есть. Если сам извращенец, то меня в это дело не втягивай…
– Да ладно тебе. Ты же кот был, так ведь?
– Хватит об этом. – Сергей посмотрел по сторонам и, встретив настороженные взгляды прогуливавшихся во дворе соседей, понизил голос:
– Кстати о котах. Если Артура подальше вывезти, нам за это двести долларов дадут. А то, может, и больше.
– Не, я кошек люблю. У меня рука не поднимется.
– Кто говорит, что мы его того? – Тютюнин снова нервно огляделся. – Пошли отсюда, а то все смотрят.
Напустив на лица праздное выражение, Сергей и Леха вышли со двора и отправились в сторону небольшого пустыря, на котором уже несколько лет не могли начать строительство. Отцы города выбирали, что нужнее: пятизвездочная баня или ледовый дворец.
За время, пока они решали, рядом с площадкой опустели несколько пятиэтажек, которые собирались снести, как только начнется строительство.
– Я чего про кота говорю, – продолжил Сергей, когда вокруг не оказалось никого, кроме комаров. – Нужно просто вывезти его в деревню и пусть там мышей ловит.
– Ты не знаешь кошек, – возразил Окуркин. – Они могут за тыщу верст протопать и домой вернуться.
– Тогда обратимся к Сайду. У него всяких друзей хватает.
– Хорошо, – согласился Леха. – Обратимся к Сайду… Кстати, ты чего жену не воспитываешь?
– Ты свою много навоспитывал…
– Я не об этом. Если уж заслужил, пусть жена наказывает – тут я не против. Но чтобы она по пустякам не переживала, ты, Серег, должен тренировать особый взгляд.
– Какой особый взгляд?
– Ну… – Окуркин внезапно остановился и посмотрел назад.
– Ты чего?
– Да показалось, что кто-то крадется за нами. Место здесь глухое.
– Зато освещенное. Когда темно, здесь все фонари горят.
Еще раз осмотревшись, друзья не заметили ничего опасного и двинулись дальше.
– Так вот, – продолжил Окуркин. – Нужно вырабатывать взгляд такой, чтобы раз-а-аз! – Леха выпучил глаза и затряс от напряжения подбородком. Потом резко выдохнул и посмотрел на друга.
– Ну как, почувствовал?
– Не знаю, – пожал плечами Тютюнин.
– На мужиков вообще слабо действует, но вот на баб… Моя Ленка как заволнуется, я сейчас же взгляд применяю – и она спокойная, как Сбербанк, становится.
– Эй! – Сергей показал пальцем куда-то назад. – И правда, я тоже кого-то видел. Чего-то прямо метнулось за куст.
– Может, собака? – предположил Леха. – Если бешеная, это уже не шутки. И главное, тихо крадется, сволочь… Ну-ка давай щебеночки наберем.
Друзья поспешно вооружились тяжелыми камнями и стали ждать. Однако «бешеная собака» затаилась и не проявляла себя.
– Давай по квадратам ударим, – предложил Тютюнин. – Сначала по кусту полыни – по два снаряда, а потом по сирени – беглым весь боезапас.