– . Где? Где бьют депутатов? – спрашивали они друг друга.
– Да вон же, вон там, где дым!
И люди с просветленными лицами мчались туда, где дым, чтобы врезать палкой, наддать ногой или бросить кирпичом.
Преследуемые разъяренной толпой, дядьки в изорванных костюмах бежали от подъезда к подъезду и под градом оскорблений и кирпичных обломков надрывно кричали в мобильные телефоны:
– Немедленно! Немедленно ОМОН сюда! ОМОН и все такое прочее! Мы несем жестокие потери!
– Да кто же на вас напал?! Кто посмел?!
– Стремительные старушки!
– И каким силами?
– Примерно эскадрон! Эскадрон стремительных старушек!
Наконец, загнанные разъяренным народом, народные избранники забаррикадировались на крыше пятиэтажки и стали ждать эвакуации вертолетом.
А во дворе перед «Втормехпошивом» жирным дымным пламенем горели два «БМВ». Они чадили, словно попавшие в ловушку танки, получившие в борт «коктейль Молотова».
Когда в приемке схлынул первый наплыв клиентов, Тютюнин решил передохнуть.
Он присел на низенький табурет и, проведя рукой по шершавой поверхности побитого молью каракуля, вздохнул. Он снова переплатил за этот воротник старушке с трясущимися руками. Иногда он переплачивал – не дать ничего было выше его сил.
– Что у тебя за канал открылся, Кузьмич? – спросил он, продолжая ощупывать испорченный каракуль.
– Не знаю, но такое иногда случается.
– И чего он тебе сообщает, этот канал?
– По-разному. Иногда что было, иногда – что будет.
– И все это из-за дихлофоса?
– Это тоже по-разному. Бывает, от дихлофоса, а бывает, и от крысиного яда.
– Ты и яд крысиный потребляешь? поразился Тю-тюнин, всем телом поворачиваясь к Кузьмичу.
– Дело не в том, что потребляешь, а как на это настраиваешься.
– А водку что, совсем не пьешь?
– Да как же ее не пить, водку-то… -Кузьмич вздохнул. – Только зашился я – «торпеда» у меня вшита.
– Вон оно что, – усмехнулся Тютюнин. – Ты, значит, крысиным ядом «торпеду» обманываешь.
Кузьмич ничего не ответил, только пригладил грязной рукой всклокоченные волосы.
– Ладно, давай посмотри в своем канале, что меня ожидает.
Серега сел ровнее и положил руки на колени.
Он просидел так с минуту, однако Кузьмич молчал.
– Эй, ну ты чего? Я же твой начальник как-никак. Говори, чего в канале передают?
– Что-то связанное с яйцами… – нехотя ответил Кузьмич.
– С яйцами? С какими? – С твоими.
– С моими? – подпрыгнул Серега. – А чего с ними такое может случиться? А?
– Я не знаю.
– Нет, уж ты, пожалуйста, говори, – поднимаясь с табурета, настаивал Серега. -Яйца это… это тебе не руки-ноги… это же совсем другое. Что с ними, говори!
– Они… Они большие. Я вижу их большими. Серега тут же проверил рукой – на ощупь. Пока ничто не предвещало обещанных Кузьмичом ужасных событий. Размеры находились в пределах нормы.
– И какими же большими ты их видишь, Кузьмич? – дрожащим голосом поинтересовался Серега.
– Примерно вот такими, – показал младший приемщик. Сергей внутренне ужаснулся. Такими большими они быть никак не могли. Такого размера в природе просто не существовало.
– Таких не бывает, – сдавленно произнес Тютюнин. Почему-то он сразу поверил Кузьмичу и тому, что передавали по его информационному каналу. Этот канал Тютюнин представлял себе в виде новостной программы телевидения с участием симпатичной ведущей.
Серега отчетливо видел, как она сообщает о надвигающейся беде, а затем прямо на всю страну показывает руками, словно рыбак, – вот, дескать, какие огромные.
От этого видения Тютюнина прошиб пот. Что он скажет Любе? Как объяснит?
В коридоре послышался шум, и в приемку, едва не сорвав с петель дверь, вломился огромный и радостный Турбинов.
По его лицу было видно, что взятые у Тютюнина десять рублей пошли ему на пользу.
– Вы видели, какая там инсталляция, парни?!
– Чего? – не понял Серега.
– Два «БМВ» горят во дворе! Самый крутой перфоманс! Это сколько же денег нужно было на ветер выбросить, а? Не знаю, кто маэстро, но заранее его уважаю! Два «бим-мера» – в дым. Убытков на двести тыщ баксов! Уважаю!
Турбинов на радостях поцеловал Кузьмича и выскочил в коридор, спеша донести эту радость до всех.
Серега с Кузьмичом вышли во двор.
Там уже вовсю орудовали пожарные. Они поливали пеной остовы законодательной власти и негромко матерились.
Над крышами стрекотал вертолет, снимая с антенн каких-то людей.
Серега сразу вспомнил взрыв на даче и министра МЧС, однако опять запамятовал его фамилию.
Несмотря на общую напряженность, рабочий день закончился хорошо.
Сергей успел принять еще восемь кроличьих шапок, хвост волка и полтора горных козла в отличном состоянии. Последнее приобретение его особенно порадовало – ведь по новым правилам за приличный мех Тютюнину полагались проценты.
Потом Серега вспомнил о повышенной зарплате, и это окончательно привело его в безоблачное настроение.
Добравшись до трамвайной остановки, он встал под прозрачным козырьком и так счастливо улыбался всем прохожим, что те заподозрили в нем беглого сумасшедшего.
Подошел трамвай, и после некоторой борьбы Сереге досталось отличное стоячее место на задней площадке – прямо перед большим окном.
Едва вагон тронулся, как к нему сзади пристроились два огромных черных «БМВ» с затемненными стеклами.
Все еще находясь в хорошем настроении, Тютюнин помахал им рукой, что вызвало их неожиданную реакцию.
Шедший первым автомобиль резко затормозил, как будто натолкнулся на непреодолимую стену, а второй «члено-воз» врезался в первый, поскольку не ожидал таких маневров от своего коллеги.
Серега пожал плечами и отвернулся.
Ему было интереснее смотреть на молоденькую девушку, которая везла в пакете бутылок двадцать водки.
«Наверное, к выпускному готовятся», – подумал Тютюнин.
Месяц май заканчивался, а значит, скоро в школах города ожидался Последний звонок.
Вспоминая свой собственный выпускной бал, Серега едва не проехал остановку. Он даже не заметил, где вышла девушка с водкой.
Спрыгнув с трамвайной подножки, Серега чуть не наступил на бультерьера Дросселя, на котором прошлым летом они с Лехой испытывали фильтрованную настойку. Тогда Дроссель вместе с Тютюниным и Окуркиным побывал в неведомой стране, где им всем троим пришлось весьма несладко.