– Нет. – Леха потряс головой, все еще не веря, что кошмар закончился. – А что, майор Шароемов, он не будет нам преследования чинить?
– Ох уж этот мне Шароемов. Просто Шарое…ов какой-то, честное слово. – Полковник ядовито усмехнулся. – С ним у вас это больше не повторится, это я вам как ответственный за политическую информацию заявляю. Вот и Сонечка с Монечкой показали, что вы их даже пальцем не трогали, а Шароемов, сказали, дурак какой-то, и еще лапал. Одним словом, разобрались.
– Спасибо вам, товарищ генерал, – искренне поблагодарил Леха и с чувством потряс полковничью руку.
Через пять минут приятели уже стояли на вечерней улице. Прохладный воздух попахивал отяжелевшими за день автомобильными выхлопами.
– Ну пошли, – сказал Серега, и они побрели в сторону дома, благо отделение находилось неподалеку.
Пока Тютюнин добирался домой, он крепко проголодался, тем более что в камере ужин им с Лехой так и не дали.
В таком состоянии он мог съесть даже позавчерашние пирожки, принесенные тещей с Дня железнодорожника.
Открылась дверь лифта, Серега занес ногу и чуть не ступил в лужу собачьей мочи. Ничуть не удивившись – дело было привычное, – он подался во второй, грузовой лифт, однако там лужа была еще больше.
Недолго думая Серега выбрал ту, что поменьше, и стал подниматься.
На лестничной площадке горела тусклая лампочка. Кто-то жарил картошку, и запах гулял по всем этажам.
Сергей достал из кармана ключи, открыл дверь и сейчас же услышал голос тещи:
– Вот и на нашей улице, доча, произошел праздник. Наконец-то уже упекли твоего козла прыгливого.
– Перестань ругаться, мама. Как клизмы бесплатные получать, так ты первая.
– Да что значит бесплатные, Люба! Я ж практически ветеран труда. Мне эти клизмы, между прочим, уже по трудовому стажу положены – я их с семьдесят пятого года не получала!
– Но если бы не Сережа, ты бы, мама, их вовсе не увидела, тем более из американской страны, – прошамкала Люба.
«Колбасу ест», – догадался Серега. Он смело вышел из прихожей и предстал перед митингующей тещей.
– Здравствуйте, Олимпиада Петровна. Как я рад вас видеть…
– Не, ну это ж надо, а? – Олимпиада вздернула плечами, бессильно уронив тренированные руки. – Вы, я вижу, Сергей Викторович, ни в дерьме не тонете, ни в воде не горите. Просто арнольд-терминатор какой-то. И когда же вы с очередного аресту не вернетеся, я вас спрашиваю?
– А чего это мне не возвращаться? За мной никаких преступлений нету – я не ворую, вы же знаете. Это я удивляюсь, как вас, дорогая теща, еще не упекли в край нефтяников и белых медведей.
– Да ты же без моих харчей, зятек, ноги протянешь через неделю! – потрясая кулаком, крикнула Олимпиада Петровна.
– А ничего. Зато это будет самая счастливая неделя в моей жизни.
Тютюнин сел на диван рядом с Любой и демонстративно ее обнял. Затем щелкнул дистанционным пультом и включил новости.
– Все, не верю я в наши органы больше. Ни одной минуточки, – горестно вздыхая, произнесла теща и бросила коту здоровенный кусок говяжьей печенки.
Афоня радостно заурчал и набросился на угощение. Он был оппортунист, и ему хорошо жилось при любом режиме.
– А сейчас – криминальные новости! – объявили с экрана. – Сегодня, в девятнадцать сорок, в отделение милиции «Бузуково-Народнотоварное» были доставлены двое преступников-изуверов, напавших на девушек – моделей известного агентства «Бэд Старс». Изуверы напали на девушек, когда те прогуливались в нижнем белье среди гаражей микрорайона Бузуково, и избили их рессорой от автомобиля ГАЗ-53. Пострадавшие в тяжелом состоянии были доставлены в морг, где пришли в себя и отказались от вскрытия. Отказались они и от претензий к изуверам, которых вскоре выпустили на свободу.
Внимание, уважаемые сограждане! Если вы увидите этих людей на улице, бегите подальше! У них с собой – возможно, в пакете или за поясом – обязательно припрятана рессора!
После этих слов ведущего криминальных новостей на весь телевизионный экран были показаны угрюмые физиономии Сереги и Лехи.
– Мама родная! – воскликнула Люба.
– Я здесь, доча! – отозвалась Олимпиада Петровна. – Бежим отсюдова, пока он рессору не достал! Я просто не могу – куда милиция смотрит!
– Смотри, Сережа! – продолжала кричать Люба, потрясая куском жареной колбасы. – Тебя показывают по телевизору! Мама, его показывают по телевизору, счастье-то какое!
– Да чего же ты, дура, светисся вся от радости! Ты не слышала, чего сказали – девки в нижнем белье! – рявкнула Олимпиада, заставив Афоню спрятаться под кресло.
– Не верь ей, Люба, там же сказали, что мы их с Лехой рессорой побили, – значит, отгоняли, – возразил Тютю-нин.
– Да, мам, получается отгоняли, – согласилась с мужем Люба.
– Ой, до чего же ты глупая! – Олимпиада Петровна бессильно опустилась на стул. – Это ты в папу своего вся! Тот дурень был запойный, и ты, Люба, всегда пожрать готовая!
– Зато мы не воруем! – подняв кверху палец, повторил Сергей свой основной аргумент.
– Отгоняли они, как же! – продолжала теща свою тему. – Может, отгоняли, а может, и загоняли. Ты же со свечкой там не стояла! Они с Лешкой еще те гонялы! Их только до девок допусти, да еще в нижнем белье.
Докончить речь Олимпиаде Петровне помешал звонок в дверь.
Уже по тому, как Леха шатался, с трудом удерживаясь на придверном коврике, Тютюнин понял, что его друг поддал по случаю счастливого возвращения.
– Ты чего, с дуба рухнул? Тебя жена не прибила за такой вид?!
– Тише, Серега, тише. Мы не одиноки в этом мире…
Окуркин попытался оглянуться, но едва не свалился на Тютюнина.
– Ты… Ты думаешь, я пьяный? неожиданно четко произнес Окуркин.
– А ты, конечно, думаешь, что трезвый.
– Нет, я не очень трезвый, но я к тебе с важной информацией. Пусти в дом, что ли…
– Сейчас Люба тебя увидит и тут же телефонирует Ленке, понимаешь ты или нет?
– Или нет, – глухо ответил Окуркин. – Ленку я теперь не боюсь, поскольку мир рушится. Мир рушится, Серега! – завыл вдруг Леха, падая Тютюнину на грудь.
– Да не ори ты так… Давай пройдем на кухню, только тихо, понял?
– Как не понять. – Леха покачнулся и икнул. – Я всегда был понятливым. Но иногда меня белая… того… Донимает. Ты должен выпить со мной. Прямо сейчас.
– Заткнись. Идем…
И Тютюнин потащил Леху на кухню. Поначалу Окуркин буксировался без сопротивления, а затем неожиданно вырвался и заскочил в большую комнату.