Она видела, с какой грацией бегемота он сделал комплимент в адрес ее молодости, но пока это его единственный недостаток. Впрочем, для феминистки неумение мужчины говорить женщинам оскорбительные комплименты, а они все оскорбительны, вовсе не порок.
— Из-за чего все эти убийства? — спросила она. — Из-за чего война?
Она не надеялась, что он ответит, все тайные службы потому и тайные, что у них даже левая рука не знает, что, делает правая, они друг за другом охотятся и убивают, судя по фильмам, не подозревая, кто есть кто, и уж ей, посторонней, конечно же не скажет…
— О, — сказал он с усмешкой, — это очень серьезно. Ты, в самом деле, хочешь это знать?
— Хочу, — ответила она.
И похолодела. Кто много знает, того убивают. Не подписала ли она себе смертный приговор? Лучше остановить его, пока не поздно…
— Понимаешь, — сказал он небрежным голосом, слов-о рассказывал о способах кормления рыбок в аквариуме, — в мире борются две силы…
— Света и Тьмы? — спросила она саркастически. — Извини, не удержалась.
— Света и Света, если хочешь такое определение, — ответил он невозмутимо. — Но… с разной длиной волн. Тебе рассказать о волновой теории света? На земле существует Совет Тайных, который определяет развитие человечества. Подталкивает, корректирует, иногда притормаживает, заранее старается погасить серьезные конфликты… или же — разжечь, если это необходимо для выздоровления человечества…
Из ее груди вырвался облегченный вздох. Нет, за это убивать не станут. Она сама не пикнет, кто в ее годы рвется в психушку?
— Я не думала, — сказала она язвительно, — что геополитики гоняются друг за другом с пистолетами! Скоро и астрономы начнут убивать друг друга?.. И математики?..
— Начнут, начнут, — успокоил он. — Ты же видишь, все начали.
— Но в чем же… в чем твои расхождения с остальными Тайными… геополитиками?
— Это трудно объяснить… — проговорил он серьезно, без всякой сумасшедшести. — Понимаешь, мы снова строим Вавилонскую башню. Ну, в современном понимании. То есть стремимся возвыситься настолько, что… да-да, добраться до самых что ни есть вершин, до самого бога. Но я единственный… если не считать временами сочувствующих, временами поддерживающих и временами примыкающих… я единственный — националист.
Она отшатнулась:
— Это же ужасно!
Он поморщился:
— Я ж говорил, трудно объяснить… а мои термины лишь косвенно совпадают с принятыми среди… гм… людей. Национализм — это повышенное требование к своей нации. Своему народу. Ревнивое соблюдение, чтобы и он внес свою долю… или лепту, или пай в общую копилку. Ну, куда складываются все достижения человечества. Это, как я понимаю, традиционный национализм.
— А твой?
Он вздохнул:
— Не знаю, как бы это объяснить на пальцах. Представь марафонскую дистанцию, на которую вышли бегуны. А на финише — главный приз. Ну, к примеру, бочка с живой водой. Кто бы ни достиг ее первым, но воды хватит на всех. Не только каждый из бегунов станет бессмертным, молодым и красивым, но и каждый живущий на Земле. Все человечество! Надо лишь, чтобы хоть кто-то уложился в три часа от старта до финиша. Это не много, ведь рекорд, скажем, равняется двум часам. А тут целый час в запасе! Улавливаешь?
— Еще нет, — призналась она честно. — Что за странное соревнование, когда приз получат все равно все! Да еще и зрители на трибунах?
— Для небыстрых разумом Невтонов объясняю… Интеграторщики хотят слить все народы воедино, чтобы все люди жили одним народом. У их бегуна, говоря образно, мускулов будет побольше, чем у любого атлета, марафонскую дистанцию он способен одолеть за часок. А то и быстрее… Националисты же хотят выставить на старте бегунов как можно больше. Правда, они будут послабее, и часть из них не уложится даже до половины назначенного часа…
Она воскликнула:
— Так в чем же дело? Пусть останется только один, зато самый быстрый и сильный!
— А если подвернет на дистанции ногу? — спросил Олег жестко. — А если у него сведет желудок? Или что-то еще похуже? Не рискованно ли доверять судьбу всего мира, человечества… одному бегуну? Или одному народу? А в жизни намного больше препятствий, чем на беговой дорожке. Зато, если хоть один из сотен бегущих достигнет заветной бочки — будут спасены все.
Ее глаза стали испуганными:
— Ой, ну, конечно же! Конечно, лучше быть… националистами. В твоем понимании.
Олег покачал головой:
— О, если бы все было так очевидно. Все дело в том, что мы не знаем… ни националисты, ни космополиты сколько времени отпущено на дистанцию. А его в обрез… Это пусть обыватели представляют через миллион лет Землю в цветущем саду, где поют птицы. А мы знаем, что нефти хватит едва ли на пятьдесят лет, озоновый слой истончится за сотню, а могучая комета, та самая, что вызвала всемирный потоп, а еще раньше — гибель динозавров, может появиться из космоса в любой год… Это не говоря уже о том, что новые болезни вроде СПИДа будут вылупляться быстрее, чем комары на болоте. И не говоря о сотнях других опасностях, каждая из которых способна оборвать нить жизни рода людского начисто.
— И кто же прав… в этом споре?
Олег грустно улыбнулся:
— Никакая война так долго не длилась бы, а то и вовсе не возникала бы, если бы правда была только на одной стороне. Но я считаю правым себя. И буду сражаться за свою правду.
Он сказал это гак просто, что Юлия с холодком поняла: он будет сражаться и убивать так же просто, как богомол убивает насекомых: холодно, спокойно, без эмоций.
— Совет Тайных, — проговорила она. — Что-то настолько таинственное, что… Понимаешь, я всегда верила в оккультные науки, эзотерику, ясновидение и всякие чудеса, что подвластны древним мудрецам, но верила… как современный человек! То есть где-то все это существует… или существовало, но покажи все это мне наяву, сейчас, тут же начну искать, как удалось проделать такой фокус. Но, с твоими Тайными получается, что они существуют, что они доныне управляют миром, цивилизацией, направляют народы… так? Или что-то еще?
— Не пожалеешь? — спросил Олег. — Эх, женщина… Не лучше бы тебе не знать такие ужасы…
— Рассказывай! — потребовала она.
— Ладно, — сказал он, сдаваясь. — Но договоримся, воспринимай это как сказку. Или легенду. Ведь правда весьма отличается от представлений о ней. Те самые рыцари, которые такие красивые и благородные в кино, в жизни же, убив врага, вспарывали ему живот и пожирали еще живую печень. Они убивали всех женщин легче сорока пяти килограммов, ибо было доказано, что метла поднимает не больше сорока пяти кэгэ, по всей Европе эти рыцари убивали зеленоглазых женщин, ибо зеленоглазые — ведьмы по рождению, а также убивали всех красивых женщин, ибо телесная красота — от дьявола. Ну, а уезжая на войну, рыцари надевали женщинам пояс верности…