Он замолчал, поморщился, не в силах выдавить грубое обыденное слово, а грубый Мрак бухнул как в пустую бочку:
— Как всадить пулю в лоб.
Хамид вскинул глаза, а чернобородый даже отшатнулся.
— Пулю в лоб? — переспросил Хамид.
— Можно в висок, — ответил Мрак небрежно. — Мы не мелочные.
Чернобородый засопел, деликатно отрезал еще пласт жареного мяса с аккуратно торчащей косточкой, с поклоном протянул Олегу, затем точно такой же — Мраку. Юлии и Елене взглядом разбойничьих глаз показал, что восточные церемонии уже все благополучно соблюдены, теперь могут чувствовать себя как в своей Франкии.
— Кто он? — поинтересовался Хамид.
— ЛПР, — ответил Олег. — Лицо, принимающее решения.
— На уровне вторжения в наши земли?
— На более высоком уровне, — ответил Олег. — К сожалению. Ладно, спасибо за хлеб, соль и барашка. Нам пора ехать.
За ним поднялись Мрак и обе женщины. Хамид и чернобородый тоже встали, сложили руки. Хамид поклонился:
— Счастливой дороги, друзья. Надеюсь, мы еще услышим о вас.
Олег поклонился молча, а Мрак буркнул:
— Если будет темно, то еще и увидите.
Машина была накрыта маскировочным тентом. Двое бедуинов, так их называла про себя Юлия, сидели прямо в желтой пыли. Издали они казались выгорающими пятнами зелени, что уже перестала быть зеленью, а сухие темные руки выглядели как ветви саксаула… каким этот загадочный саксаул представлялся Юлии.
Оба поднялись, черные глаза без всякого выражения смотрели на франков. Спины их были прямые, а ладони привычно лежали на стволах автоматов. Хамид кивнул, брезент сдернули, Мрак подал руку женщинам, а сам лихо прыгнул через борт.
Олег завел мотор, вскинул руку в приветствии. Черные глаза Хамида были непроницаемы, но на лбу проступили мелкие капельки пота.
— Варлах Ибн-Нисса, — сказал Мрак.
Из-под колес вылетели мелкие камешки. Последнее, что видел Олег в зеркальце заднего обзора, было изумление на лице Хамида.
Они отъехали не меньше мили, прежде чем Мрак насмешливо буркнул:
— Ну, насмотрелся?.. Со стороны перевала прет как танк на стаю гусей европейская культура. Ну, как и в прошлый раз, когда на плащах нашивали красные кресты… Только на этот раз уже не европейцы учатся у этих мыться, а их самих пора учить всему на свете. А ты хочешь сохранить эту… ха-ха!.. культуру? Ведь ты и это называешь культурой?
Олег оглянулся, словно мог увидеть бедные лачуги, сгорбился.
— Мрак… Ты прав, конечно. Ты прав во всем. Ты прав, как правы все люди. Нормальные хорошие люди. Конечно же, Нью-Йорк красивее и богаче этих шалашей, а нью-йоркские маклеры лучше носят галстуки, чем эти мужчины — штаны. Может быть, мир даже будет красивее, если всю планету небоскребами… Не знаю, мне медведь наступил не только на ухо, я в красотах не очень-то… Даже совсем не очень! Я знаю только… если хочешь
— чувствую, хотя я ненавижу чувства и не доверяю им, но, в самом деле, чувствую спинным мозгом, всеми нервами, фибрами, чем там еще… что это опасно! Смертельно опасно для рода человеческого!
— Исчезновение этих дикарей?
—Да.
— Не понимаю…
— С каких пор ты решил понимать? Раньше ты доверял сердцу. И еще одно, несомненно… Пройди ты эти горы вдоль и поперек, поговори с самым невежественным пастухом, что ничего в жизни не видел, кроме своих овец: всяк будет с тобой толковать о смысле жизни, о целях Творца, о праведности и неправедности, о загадках мироздания, о путях великих подвижников и суфиев, доискиваться смысла в сложных строках Корана… о многом будет говорить и спрашивать за неторопливой беседой у костра, но никогда о бабах, пьянках, долларах или проклятом начальнике отдела, который трахает твою жену, но тебе повышения не дает!
Неожиданно прозвучал слабый детский голосок Елены:
— Я как-то ездила к дедушке в Сибирь… Меня от поезда везли сперва на попутных, потом на подводе, затем детвора провела к домику дедушки. И за все это время не встретила ни одного трезвого!.. А здесь — ни одного пьяного.
— Ну и что? — спросила Юлия сердито. — У них просто вера такая! Нельзя пить
— вот и все.
— Вера не с неба падает, — заметил Олег. — Думаешь, в Сибири удалось бы навязать веру… да самую что ни есть православную, но чтобы пьянство поставить вне закона Божьего?
Юлия оглянулась:
— Но они ж дикари!
— Хамид отправлял e-mail при нас, — заметила Елена. — У него ноутбук такой красивенький…
— Убил кого-нибудь, — отрезала Юлия, — вот и отнял.
— Билл Гейтс тоже не сам компы собирает, — заметил Олег.
Некоторое время ехали в сердитом молчании. Быстрая езда все не могла выдуть воздух, пропитанный напряжением, наконец раздался неторопливый голос:
— А это что у нас на хвосте?
Мрак спрашивал без всякой тревоги, а Юлия посмотрев в зеркальце заднего вида, ничего не увидела, оглянулась. Мрак сидел, откинувшись, огромный и спокойный. Елена прижалась, как стебелек к дереву, голову положила на плечо и мирно посапывала. Обе ее ладошки покоились в его огромной ладони.
— Вряд ли за нами, — отозвался Олег. — Просто это их сектор внимания…
— Если захотят остановить?
— Хотеть не вредно.
— Будешь ускользать?
Олег удивился:
— Чтобы они вызвали подкрепление?
Мрак хмыкнул:
— Тогда лучше приготовиться.
Он начал осторожно высвобождаться из рук Елены. Девушка и во сне продолжала цепляться за него, бурчала, не просыпаясь, а Юлия наконец вскинула глаза, испуганно вскрикнула.
На фоне пронзительно синего неба в их сторону быстро несся огромный вертолет. Очертания его были хищные, угловатые, агрессивные, а в проеме на месте дверей Юлия рассмотрела ствол пулемета на турели и голову человека в зеленом шлеме. По стеклу пилотской кабины бегали блики от солнца, там тоже виднелся человек в таком же шлеме, пятнистой униформе.
Вертолет зашел вперед, Юлия в ужасе увидела, как впереди перед автомобилем пробежала струйка песчаных фонтанчиков. Пулеметчик перестал стрелять, сделал красноречивый взмах рукой, словно разворачивал их и вышвыривал за сотни миль от этих мест.
Юлия вскрикнула:
— Он стреляет по нам?
— Нет, — успокоил Олег. — Просто предупреждает.
Он вел машину на той же скорости. Мрак наклонился, посопел, а когда выпрямился, в руках были части странной винтовки, тяжелой и толстой. Елена завалилась на другую сторону, даже похрапывала, на бледных щеках расцвел румянец, а на губах заиграла двусмысленная улыбка.