— Ну да, — ответил Олег убито, — я же не знал, что все зайдет так далеко. Или глубоко.
— Не уследил? — спросил Мрак саркастически. — На пару сотен лет залег поспать? Или заперся в пещере, чтобы помыслить о Высоком?
— Ладно, Мрак, ты всегда зубы скалишь. Что ж, я запустил этот процесс… мне и останавливать.
Мрак сказал с внезапным воодушевлением:
— А почему нет? Влупим этим гуннам!.. Нечего всяким там навязывать нам, как правильно пальчики топырить. Мы тоже не левой ногой сморкаемся… А обры пусть хоть на голове стоят, нам нет дела. Только пусть нас не ставят. Если же лезут, то остановить пора, пора… Хорошая трепка всякого остановит, не только этих гелонов.
Юлия чувствовала, как ее уши растут, вытягиваются, стараются уловить все интонации. Кто такие гунны, знала: так в войну англичане немцев обзывали. От слова обры тоже веяло нехорошими ассоциациями, вроде оброк или даже обобрать, но кто такие гелоны?
По спине прокатилась мокрая льдинка. Неужели этот добрый… да, уже видно, что добрый, этот добрый здоровяк тоже… такое же чудовище, что идет из неведомых глубин по годам и столетиям, замечая только, как отступают ледники, пересыхают реки, исчезают леса?
— Хуже всего, — проговорил Олег тяжелым, как земная кора, голосом, — что мой главный противник — Яфет.
Мрак покачал головой:
— Что-то не верится… Вы с ним дружили. Ты сам говорил, что он тебя однажды даже поддержал… когда ты не то Рим собрался рушить, не то ледники отодвигать…
— Дружили, — согласился Олег. — Даже поддержал как-то… Но, Мрак, сейчас речь о деле всей его жизни! Самый первый удар… и потому самый болезненный, он получил в далекой молодости. Да, та самая неудача с Вавилонской башней. Всю жизнь он надеялся взять реванш. Вот сейчас строительство этой новой Вавилонской башни пошло полным ходом, ускоренными темпами. Снова по всей планете расползается один язык, одна культура, одно мышление… Да-да, побеждает дело всей его жизни! И кто на пути? Только один человек.
Юлия вжалась спиной в стену с такой силой, что та должна была бы уже принять ее вовнутрь. Все-таки ее трясло. О чем они говорят? О чем они говорят?!
Мрак покачал головой:
— Да, ты учудил… Тебя ж звали богоборцем, помнишь? А ты сейчас на стороне Бога, смешавшего языки строителей. И сейчас ты — подумать только! — выполняешь волю Бога, не допуская слияния языков и народов в одну семью строителей!.. Чудны дела твои… Чтоб вы с Богом оказались по одну стороны баррикады?.. Гм, вообще-то, по моему мнению, Яфет прав полностью. Абсолютно!
— Так почему ты со мной?
— Потому что, — ответил Мрак.
— Как это?
— Ну, ты и зануда!.. Да потому, что это я с тобой вышел из Леса, а не с Яфетом. Понял?
— Нет, — честно признался Олег. И, наверное, никогда не пойму. Но все равно я рад, что в человеческой психике имеется такой выверт.
— Выверт, — проворчал Мрак, — имеется! Имеет место быть… Слова-то какие-то. Ты знаешь все языки, но ни на одном так и не научится говорить по-людски. Юлия, налей мне еще стаканчик! Пора в дорогу.
Женщины собирали вещи, а они вдвоем осмотрели машину. Осколки противотанковой мины исковыряли днище, словно в срез картофеля потыкали ножом. Если сюда добрались благополучно, то обратный путь дольше и труднее…
— Нам только до ближайшего городка, — сказал Мрак, — там возьмем другую. Как думаешь, наши женщины приняли это… разумно?
— Как видишь, — ответил Олег вполголоса. Он поглядывал на женщин, те неумело складывали палатку, вскрикивали, посмеивались над своей неуклюжестью. — Мир сейчас такой, рухнутый. Рухнули все представления, нормы, мораль… Сейчас любой бред принимается спокойно. Конечно, это опасно, но в нашем случае… гм… Ведь мир сейчас не только куда сложнее, чем в прошлые времена, но и жесточе. Если бы теперь, к примеру, обесчещенные женщины кончали счеты с жизнью, как было тогда, мир бы обезлюдел. Или здорово опустел бы.
Мрак с неудовольствием повел плечами:
— Ну, не всех же насилуют!
— Я вообще об обмане, предательстве, бесчестии, что в те старые времена встречались куда реже. Потому нам и пришлось придумать новую мораль, что изнасилованная женщина вовсе не бесчестится, ибо ее дух остается чистым и незапятнанным, а пачкается всего лишь презренное… ну, не совсем презренное… особенно если женщина красивая, но все же менее ценное тело. Которое, кстати, достаточно просто помыть. В крайнем случае, дождаться менструации, чтобы очиститься целиком и полностью.
Мрак посмотрел на Олега, на Юлию, что-то понял, кивнул:
— Да, эту мораль придумали для этого мира, ты прав.
— Так что в чем-то, — сказал Олег, — жить стало труднее, но в чем-то…
— Жизнь вообще дает только одно облегчение, — буркнул Мрак. Посмотрел на женщин, добавил: — Не при них будь сказано.
Олег отмахнулся от домкрата, без труда приподнял машину. Мрак подложил пару громадных валунов, кивнул:
— Лезь, смотри! Только уши не отдави.
— Да нет, уши надо беречь, — ответил Олег.
Мрак проводил его взглядом. Волхв, а теперь — ученый и философ, умело орудовал под машиной ключами. Не любит это дело, по дрыгающимся ногам видно, но делает…
Спросил настороженно:
— А с чего твои ухи стали особо оберегаемыми?
Нога недовольно дернулась. Мрак и не ждал вразумительного ответа, Олег за всю жизнь еще не выдал ничего вразумительного, но на этот раз там, под машиной, мялось, кряхтело, пытаясь как-то объяснить серый туман в рыжей голове:
— Мрак, это трудно объяснить… но там прорезались какие-то светочувствительные клетки. В ушах. На самих ушах, снаружи. Там, где у тебя шерсть… Хотя она у тебя и внутри, и снаружи… Так вот, у меня это снаружи…
— Шерсть?
— Да нет, не совсем шерсть. Вернее, совсем не шерсть. Словом, я вижу теперь и сзади. Пока хуже, чем глазами, но уже кое-что различаю. Голова кружится, даже болит, от бинарного к квадро — как бы череп не треснул, как горшок в огне…
Мрак присвистнул.
— Значит, — сделал он глубокомысленный вывод, — фигу тебе за спиной показывать не стоит?
— Мрак, — донеслось из-под машины печальное, — ты все такой же грубый.
— Это я еще нежный, — заверил Мрак. — Ты просто забыл, каким я бываю грубым!
Ноги укоротились, словно Олег пытался от грубости забраться под машину весь, как черепаха прячется под панцирь.
— И как ты с ними связываешься?