Но когда Мердок вытянулся на матрасе, его мысли невольно вернулись к собственным словам «химическая реакция».
Через некоторое время световые датчики, перестав регистрировать передвижения людей по комнате отключили освещение. Эвелин уже дышала глубоко и ровно. Она уснула. Росс закрыл глаза и попытался отвлечься от всех раздумий.
Утро снова выдалось ясным, в чем супруги убедились, когда покинули нурайлское общежитие и вышли на улицу. Стояла ясная, жаркая и влажная погода.
— Ох, — вырвалось у Риордан, когда она откашлялась. Затем она еле слышно сказала ещё кое-что о местном климате.
Росс, повинуясь чувству долга, заставил сознание переключиться с ртутной лёгкости родного английского на тяжеловесный, как товарный поезд, йилайлский. Поразительно — насколько же его разум не желал приспосабливаться к этому языку. Во время предыдущих заданий он никогда не сталкивался с подобной проблемой.
Он спросил:
— Тебе тяжело говорить по-йилайлски? — Он выбрал слово, означавшее «мысль/разум/речь», и уже тогда, когда свистом и гудением озвучил свой вопрос, понял, что в этом и состоит его проблема: слова не передавали мысль «один к одному».
— Есть трудности, — просвистела в ответ Эвелин. — Думать/говорить… — Она растерялась и быстро добавила по-английски: — Каждое слово — это целый параграф. — Она виновато посмотрела на Росса и снова вернулась к йилайлскому. — Чтобы привыкнуть, понадобится, наверное, не меньше года.
Мердок ничего не ответил. Он знал: она думает о том же что, и он, — года у них в запасе не было.
Вскоре они добрались до сборочного цеха. Прохлада и тень за стенами здания показались подлинным раем после зноя под открытым небом.
Оказавшись на своём рабочем месте, Росс мысленно оценил успехи экспедиции. На Земле — как теперь, казалось, тысячу лет назад — все самонадеянно полагали, что им с женой без труда удастся устроиться водителями электромагнитных глайдеров — тогда они получат возможность время от времени заимствовать эти транспортные средства и доставлять с их помощью членов группы, куда потребуется, лишь бы только к месту назначения вели проложенные под землёй рельсы. А ещё все предполагали, что Михаил с Виктором быстро разыщут тела участников русской экспедиции и что все эти тела будут лежать в одном месте, захороненные в один и тот же день. Они предполагали…
Его раздумья прервало прикосновение сухой чешуйчатой ручки.
Джекк!
Игра возобновилась.
А он почти забыл о них. Чуть ли не со скоростью света он сжал в руке маленькие пальчики, протянутые к рации у него на ремне. Чужак замер. Он неотрывно смотрел на Росса. Его зрачки сузились.
Мердок заговорил, не раздумывая. Он повторил фразу, которую услышал от джекка, поймавшего его на воровстве:
— Моё потомство появится быстро.
Взгляд инопланетянина вроде бы стал более пристальным, а потом он с молниеносной быстротой умчался прочь.
Мужчина вернулся к работе и продолжил сборку сложного узла, незаконченную днём раньше. О столкновении с джекком он сразу забыл.
Но его оставили в покое ненадолго. Довольно скоро Росс заметил перемену в поведении джекков. Он стал центром их внимания, и не только по части воровства. Чужаки ходили возле него кругами и сосредоточенно жужжали что-то на ломаном йилайлском.
Рассеялись они только на время обеденного перерыва, когда Росс отправился к жене. Джекков словно водой смыло.
— Творится нечто странное, — пробормотал он еле слышно.
— Опасность? — спросила Риордан, употребив йилайлское слово.
Мердок успокоил её на том же языке:
— Нет. Думаю, нет. Перемены, новизна… — И снова он почувствовал, что у слов — слишком много значений, а подбор нужного уподоблялся подъёму вверх по крутому склону с тяжеленным рюкзаком за спиной. При этом английские слова казались лёгкими кусочками мозаики, которые подбирались один к другому так просто, что с ними работать было одно удовольствие.
Испытав чувство, близкое к отчаянию, Росс переключился на отвлечённую тему. Они с Эвелин перекусили без особого аппетита. Полуденное солнце палило нещадно, воздух за стенами транспортного центра пропитался тягучими ароматами.
Покончив с обедом, мужчина вгляделся вдаль, за стены и крыши, опалённые солнцем, и увидел совсем близко зеленую стену джунглей. Дикость какая-то. Впечатление было такое, будто лес угрожающе наступает на город.
— У тебя тоже нет аппетита? — спросила женщина по-йилайлски.
Мердок покачал головой.
Она вздохнула.
— Я заметила, что мы все потеряли в весе.
Мердок вспомнил вчерашний вечер и кивнул. Он не обращал на это внимания, но теперь представил себе, как выглядят Гордон и русские… Эвелин была права. Однако этого и следовало ожидать, ведь они все болели.
Но он не чувствовал себя похудевшим. Наоборот ему казалось, что он слишком тяжёлый.
Наверное, все это следовало приписать жаре — и болезни.
Росс прогнал неприятные мысли и выпил немного воды.
А потом настало время вернуться к работе.
Как только агент остался один, джекки вернулись к нему и начали кружить вокруг — гораздо ближе, чем прежде. Так продолжалось до конца смены. Никто у него ничего не крал, но инопланетники все время держались поблизости, словно бы наблюдая за ним, но продолжая при этом заниматься своим делом.
Только тогда, когда Мердок закончил работу, к нему подошёл тот самый джекк, который столь агрессивно встретил их с женой в цеху в самый первый день.
— Я, Бок с архипелага Зубы Косматых Зверей, беру Росса из анклава Огненной горы в наше жилище сегодня в день Скорби.
Росс вытаращил глаза и уставился на джекка. Угроза? Или приглашение?
Он поискал глазами Эвелин, но догадался: если жена появится рядом с ним, джекки опять улетучатся.
Мердок растерялся. Он понимал, что об этом следовало бы доложить руководству. Но понимал он также, что Гордон ему на это скажет. Что-то вроде: «Не дёргайся. Есть приказ Зинаиды».
Но они ничего не знали о джекках. А Россу чутьё подсказывало: происходящее каким-то образом укладывается отдельным кусочком в общую головоломку.
Он обернулся и увидел, что Риордан неторопливо прибирает на рабочем месте.
Было бы лучше, чтобы она спокойно вернулась домой. Уж если и делать что-то глупое, так в одиночку, чтобы опасность грозила только ему одному.
— Да, — сказал он Боку. — Я приду.
— Прошло два часа, — сказала Эвелин, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зарычать в микрофон рации.
Эш был ни в чем не виноват. Никто не был виноват — кроме Росса.