– На веревках сушится.
– А свое постирали?
– Так точно, ваше благородие. И постирали, и уже оделись, – подтвердил Клаус.
– В сырое?
– Мы его повертели, – добавил Ригард. – На улице тепло, мы его повертели на воздухе, да и надели.
Ригард повел плечами.
– Теперь уже сухое. Почти.
– Хорошо, тогда не забудьте до ночи принести и мои вещи.
Ужин был так же хорош, как и обед, с той лишь разницей, что принесли его прямо в апартамент.
Лакеи доставили еду, тарелки и приборы, а потом явились, чтобы все убрать, так что Клаусу с Ригардом не осталось никакой работы, кроме как поставить к стене стол и задвинуть стулья.
Когда стало темнеть и хозяин зажег в апартаменте огонь, Клаус поднялся с соломенного тюфяка и сказал, что пойдет снять с веревок белье.
– Давай, – согласился Ригард и зевнул. – Скорей бы уж спать, а то сегодня день, как целая неделя…
– День тяжелый, – сказал Клаус, надевая сапоги поверх чистых обмоток. – Но такое будет нечасто.
– Думаешь?
– Уверен. А уже завтра на нашем счету будет по два дополнительных крейцера. Ну разве не замечательно, при такой-то жратве?
Обувшись, Клаус слегка притопнул и вышел в коридор, где уже зажгли висевшие под потолком светильники. Закрыв дверь, он немного постоял, прислушиваясь к доносившимся издалека звукам и запахам. Вот эта волна из рестаранта – жареное мясо, корица, тмин, а вот резкий запах дегтя с купоросом, это кто-то перестарался с чисткой сапог.
А вот знакомая, пьянящая волна розового масла и айги, от нее защекотало между лопаток и мурашки побежали до самой поясницы.
Оставив тайные мечтания, Клаус спустился по лестнице и вышел на ярко освещенное пространство гостевой залы.
Чувствуя на себе взгляд приказчика, он с достоинством прошел мимо него, слыша, как за дверями рестаранта звучат громкие хмельные голоса.
Выйдя на освещенное крыльцо, Клаус остановился. Посреди двора в полумраке виднелись несколько экипажей. Два из них были запряжены парами лошадей, на них приехали покутить торговые люди. Их кучера прохаживались в стороне и о чем-то тихо беседовали.
Два других экипажа принадлежали постояльцам и стояли без лошадей.
Мимо прошел дворник, волоча за собой метлу. Заметив человека в господской одежде, он кивнул:
– Доброго вечера, ваша милость.
– И тебе доброго, – ответил Клаус, приосаниваясь. Он спустился с крыльца и пошел за угол, туда, где было темнее всего и лишь белизна висевших на веревке подштанников позволяла не сбиться с пути.
В кастелянтской пристройке гостиницы имелось два окна, но и в них не было света, поэтому двигаться приходилось осторожно.
Найдя белье хозяина там, где вывешивал, Клаус снял его с веревки и, свернув в узелок, направился было обратно, но вдруг позади себя услышал какие-то странные звуки.
Клаус остановился и, оглядевшись, заметил, что дверь в кастелянтскую приоткрыта. Внутри не было никакого света, но именно оттуда раздавалось это хриплое: бэ-э-э…
Самым верным было бы сбежать и не лезть не в свои дела, но вот блеяние сменилось быстрым бормотанием, а потом снова – бэ-э-э и жуткий хрип, как будто кого-то душили.
Клаус снова огляделся. За забором гостиничного владения в окнах теплились огоньки, но здесь была тишина и странные, страшные звуки.
«Иди отсюда, Клаус, иди», – скомандовал он себе, но вместо этого приоткрыл дверь в кастелянтскую и шагнул внутрь, снова погружаясь в царство запахов.
Полынь – это от блох, хвоя – для отдушки белья, а это – черная глина. Она имела жуткий запах, но вычищала самые стойкие пятна.
Хрип сменился бормотанием, а затем резким вскриком потревоженного младенца. Клаус вздрогнул и справа, за плотным занавесом, рассмотрел приглушенный свет лампы.
«Уоу! Уо-о-о-о-о!» – завыло неизвестное чудовище. Клаус сорвал занавес, ожидая увидеть нечто ужасное, однако обнаружил лишь кастеляна, лежавшего на спине с запрокинутой головой.
Он спал и издавал эти ужасные звуки.
Разозлившись, Клаус схватил старика за ворот рубахи и дернул.
– Что же ты так орешь, скотина?! Пошто людей пугаешь?!
– А? Что? Кто здесь?! Простите, ваше благородие! – спросонья заголосил кастелян. Клаус его отпустил и поспешил вон, жалея, что поддался своему любопытству.
Пока шел вдоль глухой стены гостиницы, Клаус немного успокоился, а постояв возле крыльца, окончательно пришел в себя.
Теперь вопли кастеляна казались ему смешными, не то что пару минут назад.
Свернув узелок с бельем потуже, Клаус поднялся на крыльцо и вошел в гостевую залу.
Приказчик стоял на своем месте и скрипел пером, выписывая счета на завтра. Из-за дверей рестаранта все так же доносились крики подвыпивших посетителей.
Клаус прошел мимо приказчика и стал подниматься по лестнице, прислушиваясь к ее скрипам и ощущая, как вздрагивают под ним несущие балки.
Внезапно он явственно увидел бюро и стоявшего за ним приказчика, который целился ему в спину из арбалета.
Клаус резко обернулся, но приказчик продолжал мирно скрипеть пером.
«Пригрезилось», – подумал он и быстрее зашагал по лестнице.
«Что за день сегодня, такой взбалмошный? И убить угрожали, и службу нашли, а еще колдун был – серебро вернул…»
Клаус шел по коридору, мысленно готовясь к тому, чтобы наконец закончить на сегодня все дела и уснуть на соломенном тюфяке, не боясь, что среди ночи кто-то опять потревожит.
«Ригард небось уже дрыхнет», – подумал он и уже взялся за ручку двери, когда дверь соседнего апартамента вдруг приоткрылась и он увидел лицо и обрамлявшие его черные волосы в ореоле красноватого свечения.
– Как тебя зовут? – спросила она. – Клаус, я угадала? Я слышала, как тебя называл кто-то из твоих спутников.
– Да, мисс, я Клаус.
– Мне нужна твоя помощь, Клаус. Ты не откажешься помочь мне?
– Не откажусь, – ответил Клаус, чувствуя себя так, словно произносит эти слова против воли.
– Зайди.
Она приоткрыла дверь шире, и Клаус понял, откуда это странное свечение – в глубине апартамента горело с полдюжины ламп с красным стеклом, отчего комната выглядела жерлом кузнечного горна.
Едва Клаус вошел в комнату прекрасной незнакомки, волна ароматов розового масла и айги накрыла его, лишив всякой возможности сопротивляться.
Незнакомка отступила в глубь красного света и сказала: