– Заткнись и больше никогда меня об этом не спрашивай. Это не твоего ума дело, – зло ответил Галлен.

Приятели переглянулись. Такая перемена для их хозяина была нехарактерна.

Через полмили, когда дорога обогнула рощу и вышла на поросший травой глинистый пустырь, впереди показались два холма, на одном из которых стояла крепость. В отличие от той, которую путники видели по дороге к Тайбею, эта была деревянная и занимала значительно большую площадь, а под ее стенами имелся ров.

С дороги было видно, как по холму за крепостными стенами маршируют солдаты и строгий офицер размахивает стеком, выражая свое недовольство.

Из труб вспомогательных построек шел дым, должно быть, там готовили солдатам похлебку, пекли хлеб или стирали. А от ворот крепости вниз по склону вела извилистая дорога. Она упиралась в будку пропускных ворот, где стояли трое солдат и сержант.

В этом месте переход работал по всем правилам, и к тому моменту, когда отряд прибыл к полосатой перекладине, у пропускного рубежа стояли три порожние телеги, а взмокший от волнения подрядчик объяснял сержанту, что не нашел в Ростере выгодного груза, потому и погнал в Бринкстоль телеги порожняком.

Сержант отказывался ему верить и подозревал в порожнем перегоне государственную измену.

– Да поймите же, ваша милость, что если я пойду с грузом, то буду в Бринкстоле через пять суток, а порожняком через какие-то три. Там снова возьму сукно и быстро пойду обратно. Скорее обернусь, скорее получу прибыль! А они мне рыбу везти предлагали – соленую в бочках! А зачем мне эта вонь да чешуя? К чему? Я порядочный барышник!

– А вот я отправлю тебя в крепость, да в подвал, да на дыбу! Небось кой-чего поинтереснее вспомнишь! – грозил сержант, подкручивая холеные усы. Он уже и сам понимал, что в трех пустых телегах нет никакой измены, однако отступиться сразу не мог. Все же он был на государственной службе.

Мужики-возницы, сидя на телегах, посмеивались и ели хлеб с солью и луком. Подрядчик их жестоко обсчитывал, поэтому они его не жалели.

Подъехавшие новые путники стали для сержанта лучшим выходом из щекотливой ситуации.

– Ладно, морда альбионская, проваливай! В этот раз тебе повезло, добрые люди подъехали, но в другой раз я с тебя шкуру спущу, так и знай!

Сержант подал знак часовому, тот поднял перекладину. Подводы тронулись и покатили восвояси, а подрядчик запрыгнул на последнюю.

Сержант посмотрел им вслед, покачал головой и направился к новеньким.

Галлен оставался в седле, чтобы простолюдин скорее понял, с кем имеет дело, и сержант действительно понял. Он откашлялся, поправил усы и, узнав по осанке офицера, отсалютовал ему, а Галлен отсалютовал в ответ.

– Здравия желаю, ваше благородие!

– И тебе того же, сержант. Что, тяжело приходится на государственных границах?

– По-разному, ваше благородие…

Сержант обошел вокруг Маверика. Клаус и Ригард, зная зловредность животного, опасались, как бы мул не укусил придирчивого сержанта, но Маверик, видимо, понимал, что ему светит обвинение в государственной измене, а потому лишь пожевал губами и упустил пару возможностей, когда мог укусить сержанта не только за плечо, но и за шею.

– А что в сундуках, ваше благородие?

– В одном тряпки, в другом – оружие.

– Оружие? Целый сундук? – не поверил сержант.

– Посмотри, если не веришь. Я не обижусь, ты же на службе.

– На службе. А ваше благородие в отпуске?

– В отставке.

– А что так? Вы, надо полагать, из королевской кавалерии будете?

– Ну и глаз у тебя, – улыбнулся Галлен, не слишком довольный тем, что перед слугами открывают его прошлое.

– Это просто, ваше благородие, у меня брат унтер-офицером в кавалерии, в Лунстромском полку. А вы в каком были?

– В Сурвортском, – нехотя ответил Галлен. – Лунстромцы нам соседями были.

– До чего же все закручено, а! Беги хоть на край света, а все равно либо земляка встретишь, либо просто хорошего человека.

Говоря все это, сержант постепенно обошел весь караван и, остановившись слева от Галлена, увидел мешок, который тот придерживал коленом.

– А что в мешке, ваше благородие? – спросил сержант, глядя Галлену в глаза. Тот выдержал взгляд, однако на вопрос не ответил.

Не зная, чего ждать, Клаус с Ригардом переглянулись. Они боялись, что хозяин затеет драку под носом крепостного гарнизона.

– Мешок придется показать, ваше благородие, – произнес сержант, кладя руку на рукоять меча.

– Смотри, – пожал плечами Галлен и, дернув за шнурок, развязал горловину.

Сержант подошел ближе, заглянул в мешок, но ничего особенного не увидел.

– Тут соль, – сказал он и засунул руку, чтобы эту соль разворошить, но неожиданно отскочил и, сорвав пучок травы, стал вытирать руку.

– Посмотрел? – спросил Галлен и, не дожидаясь ответа, стал завязывать мешок.

– Кто это? – спросил сержант.

– Тебе это так важно?

– Нет, – пожал плечами сержант. Ему еще никогда не приходилось бывать в такой ситуации.

– Если у нас все в порядке, может, мы поедем? – спросил Галлен, пристально глядя на сержанта.

Тот покосился на часового, потом еще раз пожал плечами и, махнув ему, сказал:

– Пропускай их, все в порядке.

Полосатая перекладина стала подниматься, и почти одновременно с этим в крепости ударил обеденный гонг.

115

Миновав границу королевства, за очередным поворотом отряд Галлена наткнулся на новый рубеж, на этот раз от лорда – владельца земель.

Здесь не было крепости и раскрашенной перекладины, их роль выполняли шалаш и скамья у дороги, на которой помещался весь гарнизон рубежа – двое алебардистов и сборщик пошлины в чине писаря.

У писаря имелись ящичек для монет и переносное бюро на ремне, которое он вешал на плечо и оттого походил на ярмарочного шарманщика.

– Добро пожаловать в земельные владения лорда Леммеля Бринкстольского, – произнес крючкотвор заученную фразу и, поднявшись со скамьи, вышел на дорогу.

– И вам всяческих благ, достойные слуги своего господина, – нараспев ответил Галлен, перенимая манеру писаря.

– С добром или злом к нам пожаловали? – спросил тот, почесываясь пониже поясницы.

– С добром. Конечно, с добром, – ответил Галлен.

– В таком случае вы должны внести в казну лорда проездной налог за двух лошадей и трех человек.

Сказав это, писарь открыл крышку бюро, где оказался заготовленный пергамент, наполовину исчерканный записями налоговых поступлений.