– Итого с вас будет…
Писарь опять почесался, затем прищурился и, снова взглянув на Галлена, выдал результат расчетов:
– Один талер серебром.
– Я не против заплатить налог уважаемому лорду, – сказал Галлен, пряча улыбку, – но хотелось бы узнать, какие же налоги положены за каждого из нас, а также за наших животных.
– За человека – крейцер, а за лошадь – тоже крейцер, – честно признался крючкотвор.
– А за мула?
– А у вас есть мул?
– Конечно, вон он, – ответил Галлен, указывая через плечо.
– Да, действительно мул, – согласился писарь. – За мула полагается четвертина.
– Вот и замечательно. Значит, за троих людей по крейцеру, за лошадь тоже крейцер, итого четыре, правильно?
– Правильно, – вздыхая, согласился писарь. Ему снова попались грамотные проезжающие.
– И четвертинка за мула. Итого четыре крейцера и четвертинка. Вот, пожалуйста, получите…
С этими словами Галлен ссыпал монеты на перепачканную чернилами ладонь писаря.
– Все, мы можем ехать?
– Только после записи, ваша милость, у нашего лорда во всем должен быть порядок.
– Ну, раз порядок, записывай.
Когда все формальности были улажены, писарь закрыл бюро, запер на крохотный замок денежный ящик и сказал:
– Проезжайте, только в первом трактире на ночлег не становитесь.
– Почему это? – усмехнулся Галлен, трогая лошадь.
– Не подходит он для ночлега. Поесть – да, рулет там дают отменный, а еще пшенная каша со шкварками хорошая, но ночевать не советую.
Ни Галлен, ни Клаус с Ригардом значения словам писаря не придали. Они были измучены дальней дорогой и ночевками в лесу, поэтому очень обрадовались, когда мили через полторы на обочине дороги показался сложенный из серого песчаника большой старый дом с башенкой. Его затейливая архитектура, барельефы и два выдающихся в палисадник портика наталкивали на мысль, что прежде это была чья-то усадьба, и, уж конечно, этот дом появился здесь до того, как в этом месте пересеклись две дороги.
Возле крыльца стояли два подрессоренных возка с лакированными коробами, запряженные легконогими гнедыми кобылками. Увидев их, жеребец Галлена затряс головой и заржал, а кобылы с готовностью отозвались.
– Нет, Карандер, не время сейчас, – предупредил его Галлен, прикидывая, как поставить жеребца, чтобы его не беспокоили кобылы.
Привязав животных к коновязи, путники поднялись по выщербленным ступеням и оказались в просторном зале с закопченными потолками. Здесь стояло не менее тридцати столов, но заняты были только два.
За одним сидели двое добротно одетых господ, судя по всему, барышники и владельцы подрессоренных возков, а за другим одинокий посетитель в высоких черных сапогах и темно-зеленом мундире.
На столе рядом с ним лежала шляпа с гербом королевской службы лесных угодий.
У барышников стол ломился от яств, а перед лесным чиновником стояла глиняная кружка с самой дешевой выпивкой.
Когда вошли новые посетители, барышники на мгновение прервали разговор, но затем вернулись к своим делам. А одинокий посетитель вновь прибывших даже не заметил, продолжая смотреть куда-то сквозь стену.
Выбрав подходящий столик, Галлен с облегчением опустился на стул, рядом с ним расположились Клаус с Ригардом.
С улицы послышалось ржание Карандера, Галлен беспокойно огляделся: ну где же хозяева? И они тотчас появились – высокий полный мужчина лет сорока пяти в крашеной холстяной паре, льняном фартуке и с улыбкой на бритом лице, а с ним женщина того же возраста, в таком же фартуке поверх шерстяного коричневого платья.
Мужчина был коротко стрижен, а голову хозяйки венчало сооружение, которое сделало бы честь любой даме при дворе провинциального лорда.
– Мы рады видеть вас в нашей харчевне! – произнес мужчина.
– Да, очень рады, – подтвердила хозяйка, делая книксен, адресованный Галлену.
– Мы проезжали мимо и решили зайти к вам, – сказал тот. – Мы слышали, у вас отличный свиной рулет и замечательная пшенная каша со шкварками.
– О да, наша кухня славится по всей дороге, – подтвердил хозяин, а хозяйка от избытка чувств едва не сделала еще один книксен.
– Вот и прекрасно. Порадуйте нас своим умением, а пока принесите на закуску ветчины и сыра. Ну и пива – светлого и черного.
– Пожелаете солений? У нас лучший на дороге маринованный лесной чеснок.
– Хорошо, подавайте все, что посчитаете нужным, – милостиво согласился Галлен, и довольные хозяева убежали выполнять заказ.
– Каша со свиными шкварками! – повторил Ригард и, прикрыв глаза, стал медленно раскачиваться. – Как я мечтал об этом, поедая печеную рыбу без соли!
– А я творожники очень уважаю, – признался Клаус, мечтательно глядя в окно. – Мамаша их поджаривала с корочкой! Как она там, справляется ли без меня?
Клаус вдохнул и, уставившись в стол, стал барабанить по нему пальцами.
– Так вы что же, до сих пор не дали знать своим родным, что живы? – спросил Галлен.
– Нет, конечно! – удивленно ответил Ригард. – Как мы это сделаем? Никаких земляков нам пока не попадалось.
– А письмо написать и передать через купеческое товарищество не пробовали?
– Как это? – спросил Клаус, отвлекаясь от тяжелых дум.
– Можно зайти в купеческое товарищество и передать письмо или деньги, которые будут с оказией переправлены в тот город, который тебе нужен, и вручены тому человеку, которого ты укажешь.
– А если не передадут и присвоят? – осторожно спросил Ригард.
– Тогда человек, вернувшись домой, узнает, что его обманули, и будет скандал. Но купеческое товарищество на такую глупость никогда не пойдет, доверие для них очень важно. Я несколько раз пользовался их услугами, и все мои письма были доставлены.
– Так это, наверно, стоит огромных денег? – предположил Клаус.
– Пару крейцеров, а если тебе нужен ответ на письмо – то три.
– И монеты переслать можно? – недоверчиво спросил Ригард.
– Можно. Если я ничего не путаю, то четвертинка за каждый крейцер.
– С этим ничего не выйдет, – отмахнулся Клаус, вздыхая.
– Почему?
– Мы неграмотные. Буквы знаем, читаем немного, но писать ни я, ни Ригард не умеем.
– Не беда, писать умею я. Напишу, что вы захотите, и отнесем письмо в бринкстольское товарищество, а через неделю оно уже будет в Денвере.
– Хорошо, если так, ваше благородие.
Вскоре появился хозяин с двумя деревянными блюдами, на одном были ломтики сыра двух сортов, а на другом – ветчина. За хозяином следовала хозяйка с тарелкой солений и хлебной корзинкой.