— Объясни, пожалуйста, яснее, — очень тихо попросил Физик.
— Да, Дима, ты уж постарайся, — поддержал его Доктор.
— Тянешь волынку? — не очень вежливо спросил Кибернетик.
— Сейчас я попробую передать вам условие.
На секунду он прикрыл глаза рукой, чтобы лучше сосредоточиться. И, начав говорить, невольно перешёл на чужой, несвойственный человеческому голосу тембр, каким обычно разговаривают корабельные автоматы:
— Они оставляют нас на планете одних. Передают одному из нас способность управлять материей и ждут, что из этого получится, ни во что больше не вмешиваясь. Если каким-то образом нам удастся вернуться и известить об этом Землю, тем самым мы им докажем… ну, что ли, способность землян разумно распоряжаться их даром. И тогда они не будут возражать против его передачи всему человечеству или отдельным его представителям — как решит наша цивилизация. Существует какой-то способ передачи таких способностей от одного индивидуума к другому. Как именно — я просто не понял.
— Но для того чтобы передать способность управлять материей одному из нас, они должны будут с нами встретиться! Нужно хорошо подготовиться, и, может быть, удастся убедить их в бессмысленности и жестокости подобного эксперимента.
— При чём тут бессмысленность и жестокость?
— Да потому, что такая задача не имеет положительного решения! — почти закричал Физик.
Доктор и Кибернетик смотрели на него, ничего не понимая. И только Практикант утвердительно кивнул:
— Значит, ты понял. Наверное, они тоже так считают…
— Но почему, почему?! — закричал Кибернетик.
— Потому, что управление материей возможно только в пределах её законов, а раз так, человеческий разум никогда не сможет создать ничего сверх того, что он знает. Представьте себе, что нам подарят все автоматические заводы Земли, но без программы. Много мы на них построим? Не сможем сделать даже простейшую радиолампу! Не говоря уже о корабле… Чтобы построить корабль, необходимы знания, накопленные человечеством на протяжении всей истории развития цивилизации. Ни один отдельный человек не обладает такими знаниями, именно поэтому наша единственная надежда — убедить их отказаться от эксперимента, — закончил Физик.
— Это невозможно, — тихо ответил ему Практикант. — Эксперимент уже начался. Они ушли с планеты и не вернутся до его конца.
— Значит, по-прежнему мы можем рассчитывать только на себя.
— На себя и вот на это…
Практикант пристально посмотрел на погасший костёр, его лицо напряглось, нахмурилось, и сошлись брови. Сначала появилась небольшая струйка дыма, потом камни вокруг костра засветились вишневым светом, и из остатков погасших углей вырвались первые языки пламени.
Все сидели с окаменевшими лицами, не в силах поверить, не в силах понять до конца значение того, что произошло. Только Физик поднялся, подошёл и положил руку на плечо Практиканту.
— Осторожней, Дима. С этой штукой нужно обращаться очень осторожно. Представь, что у тебя за плечами ранец с атомной бомбой, только это ещё опаснее.
И Райков почувствовал, как впервые с начала этого разговора отчаяние и страх, владевшие всем его существом, постепенно уходят. Потому что он уже знал, его опасения безосновательны. Ему не придётся тащиться одному, сгибаясь под непосильной ношей. Что все они, даже Кибернетик, остались здесь, рядом, в круге света зажжённого им костра…
Лагерь сильно изменился за эти дни. В том месте, где начиналась пещера, с разрешения Физика Райков убрал часть скалы. Образовалась обширная веранда. Потом он соединил веранду с дном ущелья небольшим подъёмником. На изготовление примитивного механизма ушло целых четыре дня. Пещера тоже была расширена, появилась кое-какая каменная мебель. Превращение одних материалов в другие Физик строго запретил, опасаясь начала неуправляемой цепной реакции. Проще всего удавались перемещения масс и изменение их формы. Прямо на веранде из остатков оборудования шлюпки и планетного комплекса выросла импровизированная лаборатория.
Измерения сразу же подтвердили, что при любом воздействии телекинеза на материал исчезала часть его массы. За все «чудеса» материя расплачивалась своей внутренней энергией. Как именно происходило превращение массы в энергию, уточнить не удалось, не хватало точности измерений. Очевидно, преобразование шло на уровне внутриядерных процессов.
Начались дни утомительных занятий по сложной, разработанной Физиком системе. Следовало очень осторожно выяснить границы возможностей Практиканта, только после этого можно было сделать какие-то окончательные выводы и разработать план дальнейших действий.
Почти сразу стало ясно, что воспроизвести в материале возможно только то, что имело в мозгу Райкова совершенно чёткую модель. Получался слепок с этой модели — и ничего больше. Чем сложнее модель, тем труднее было удержать в памяти все мельчайшие её детали и тем хуже, грубее получалось изделие.
С каждым днём становился яснее окончательный вывод и всё более открыто, несдержанно проявлялся протест каждого участника эксперимента.
— Значит, эта слизь всё предусмотрела, — сказал однажды Кибернетик. — Выбора у нас нет и нет выхода.
— Да. Похоже на то, что они решили убедить нас в бесполезности телекинеза для человечества. И они нас отсюда не выпустят. Слишком много мы уже знаем… Если бы сохранилась корабельная библиотека! Но нет, даже тогда… Человеческий мозг просто не в состоянии зафиксировать в памяти достаточно сложное устройство со всеми материалами на молекулярном уровне…
Вечером, устав от бесплодных теоретических споров, Практикант улетел в горы, не спросив разрешения у Физика. Почти каждый его шаг требовал теперь специального разрешения.
Того полного отчуждения, которого он так опасался вначале, не произошло, но и того, что было в его теперешнем положении, вполне хватало для потери душевного равновесия.
В ущельях свистел холодный ветер. Вершины близлежащих гор чертили у ног Райкова странные, резкие тени. Практикант ничком повалился на маленькую каменную площадку, на которую только что опустился, и долго лежал неподвижно, слушая свист ветра.
От этих заунывных звуков, словно подчёркивающих одиночество, он чувствовал себя особенно скверно. А потом вдруг встал, осмотрелся, нашёл подходящую скалу и закрыл глаза… Мир вокруг него перестал существовать. На секунду показалось даже, что сознание сейчас выйдет из-под контроля. Но он взял себя в руки и с предельной чёткостью представил, как скала исчезла и на её месте появился земной звездолёт, появился их старый «ИЗ-2», появился таким, каким запомнил его Практикант в земное холодное утро старта, с разводами краски на боках, с яркими сполохами сигнальных огней…
Всё у него получилось. И краска, и цветные пятна на месте сигнальных огней, и довольно точная скульптура звездолёта в натуральную величину, неплохой памятник из базальта… Довольно детальный памятник с ажурными переплетениями антенн и хищными щелями для вспомогательных реакторов… Вот только люк не открывался.