— Песок и ветер. По крайней мере, здесь есть атмосфера.
— Двадцать процентов кислорода! — сразу же откликнулся Доктор. — И, кажется, нет вредных примесей!
— А бактерии, вирусы?
— Ещё не знаю. Я же только начал анализы! Нужно ждать, пока прорастут культуры.
— Ну уж нет! — сказал Кибернетик. — В этом железном гробу я ждать не намерен.
— Если бы не шлюпка, ты бы сейчас не разговаривал, — спокойно возразил Физик. — Ждать действительно не имеет смысла. Анализы закончим снаружи.
Люк открылся неожиданно легко, и они как-то сразу, вдруг оказались за порогом переходного тамбура. Райков не помнил, кто из них первый шагнул на шероховатую, изъеденную рыжими пятнами окислов поверхность чужой планеты. Оттого что люк распахнулся так неожиданно, в первую минуту окружающий пейзаж показался им будничным.
Невысокие серые холмы, освещённые ярким зеленоватым светом чужого солнца, не скрывали линии горизонта, так как шлюпка стояла на кургузой вершине одного из таких холмов. Постепенно понижаясь, цепочки холмов переходили в серую равнину. А ещё дальше, у самого горизонта, цвет равнины менялся. Там смутно угадывалось какое-то движение, но с такого расстояния уже ничего нельзя было рассмотреть. Теперь они знали, откуда взялось поразившее их в первую минуту ощущение будничности. Виновником был ветер. Они чувствовали даже сквозь скафандры его упругое давление. Задумчиво, совсем по-земному ветер свистел в микрофонах.
— Так и будем здесь торчать? — проворчал Кибернетик.
Они послушно двинулись вниз, к подножию холма. Физик нагнулся и подобрал серый камень, попавшийся ему под ноги. Практикант напряжённо следил за выражением его лица. Размахнувшись, Физик зашвырнул камень далеко в сторону. Практикант почувствовал, как этот простой жест отозвался в нём болезненным толчком. Он всё же спросил, ещё на что-то надеясь:
— Базальты?
— Место низкое. Дальше могут быть другие породы.
Райков не принял его объяснения. Он знал, что выходы базальтов на равнине означали молодость планеты и вероятное отсутствие жизни. Рано делать выводы, слишком рано. Ведь есть же здесь кислород… Откуда он взялся?.. Но перед глазами упрямо вставали десятки отчётов экспедиций на чужие, мёртвые планеты, где каждый раз знакомство начиналось с таких вот базальтов.
Мёртвая планета… Мёртвая планета… Если так, то они проиграли и не нужна была эта посадка. Проще было там, всем вместе. Сорок мегатонн и один шар плазмы, общий для всех. Наверно, Физик понял, о чём он думает.
— Видишь эти размывы? Эрозия. Значит, есть вода и атмосфера — это уже кое-что.
— А где её нет? На всех планетах этого типа есть атмосфера…
— Да. Но не кислородная. Нам чудовищно повезло, просто чудовищно! Ты же знаешь: из десяти тысяч звёзд только одна несёт в своей системе планеты земного типа. И вот мы её нашли. Я немного фаталист. Такой случай редко выпадает лишь для того… Ну, в общем, здесь что-то должно быть… А базальты… базальты и на Земле бывают.
Доктор остановился и начал разворачивать треногу полевого экспресс-анализатора. Остальные устало опустились на песок и стали ждать, пока будут закончены анализы. Физик, задрав голову, смотрел в небо. Что он там искал — облака или птиц? Там не было ни того, ни другого. Пустое ослепительно изумрудного цвета небо. Солнце, казалось, замерло над горизонтом, словно приклеенное. Медленно вращается планета. Всё можно объяснить, вот только ничего не изменяют самые подробные объяснения… Неделю они продержатся. Если воздух непригоден для дыхания, они продержатся земную неделю. Наверно, здесь это не больше четырёх суток…
— Сорок рентген в час! — Доктор, нахмурившись, смотрел на стрелки прибора.
— Ничего не понимаю, откуда такая радиация?
— Ты забываешь о нашем фоне. Сначала двигатели, потом… Наверняка это фон.
— Нет. Какой-то радиоактивный изотоп аргона. Один из компонентов атмосферы.
Физик рывком встал и подошёл к анализатору.
— Никогда не слышал, чтобы у аргона был излучающий изотоп с такой активностью.
— Это опасно?
— Ну, в скафандрах, разумеется, нет, но если это действительно компонент атмосферы, а не результат нашего прибытия, скафандры снять не удастся. Здесь везде должна быть наведённая радиация… В атмосфере двадцать процентов кислорода, а остальное почти целиком этот странный аргон.
После этого сообщения все, не сговариваясь, повернули обратно к шлюпке. Она была кусочком дома. Вот только, пожалуй, слишком маленьким…
— Зачем нам шлюпка? — спросил Практикант.
— Попробуем взять анализы в другом месте. Всё-таки это может быть наведённая радиация.
Это не было наведённой радиацией. Они отлетели километров на двадцать. На большее Физик не решился, потому что в аккумуляторах осталось очень мало аназатрона для гравидвигателей. Зарядить их снова им уже не удастся.
Пейзаж планеты в этом месте почти не изменился, и результат анализов в точности соответствовал предыдущему. Атмосфера планеты оказалась радиоактивной.
Шлюпка стояла чуть накренившись. Практикант сел в тени её нависающей носовой части. Все разбрелись в разные стороны. Доктор соскабливал с камней серый налёт. Физик бесцельно вертел ручки настройки экспресс-анализатора. Один Кибернетик, казалось, был занят делом. Он вытащил из шлюпки пластмассовый ящик из планетного комплекта и теперь сдирал с него обшивку. Почему-то он начал с ящика под номером десять.
Дышать становилось трудно, хотя чистый и свежий воздух по-прежнему поступал в трубопроводы скафандра. Синтрилоновая плёнка казалась непомерно тяжёлой, как доспехи древних воинов. Конечно, это просто психологические эффекты, но от этого не легче. Нельзя снять скафандр. Его вообще не удастся снять. Во всяком случае, в течение оставшегося у них времени.
А почему, собственно? Практикант ещё не успел додумать эту мысль до конца, как заговорил Доктор:
— Мы можем сделать фильтры из актана. Они полностью погасят радиацию.
— А воду ты тоже пропустишь через эти фильтры? — насмешливо спросил Физик.
— Воду?.. Я об этом не подумал.
Кибернетик наконец распаковал свой ящик и теперь пытался включить планетного робота. Райков никак не мог понять, для чего ему понадобился сейчас этот робот, и Кибернетик, словно угадав его мысли, вдруг сказал:
— Ему, по крайней мере, не нужно будет воды. — И замолчал, словно эта фраза что-нибудь объясняла.
Что-то у него не ладилось, робот дёргался и корчился под высоковольтными разрядами, как живое существо. Да он и был, собственно, почти живым существом. У планетного робота не было самоуправляющего крионового мозга, как у сложных корабельных автоматов, но зато был поразительный запас живучести, способность регенерировать собственные вышедшие из строя части, если только частями можно было назвать клубки синтетических мышц.