— …на Эброне. Полчища врагов продолжают атаковать позиции наших солдат, но они не желают отдавать ни метра политой потом колонистов земли!
— Красиво говорит, — заметил Сахарный. — Только врет, без вопросов. Какие полчища? Форсеров много меньше, чем нас.
С небольшим опозданием появилась картинка — пейзаж изуродованного боями города.
Среди развалин возвышались редкие уцелевшие здания, виднелись столбы дыма и огрызки, оставшиеся на месте деревьев, на мостовой зияли выбоины. Бесстыдно раззявив пасть, валялся собачий труп.
— С нами согласился побеседовать один из доблестных защитников Эброна, сержант Юджин Хопкинс! — объявил диктор.
Изображение чуть сдвинулось так, чтобы собачий труп ушел из кадра, и на экране появилась круглая, точно блин рожа, украшенная сизым носом и парой бегающих глаз.
— Что вы можете нам сказать, сержант?
— Ну… мы… э, — лицо Юджина Хопкинса от умственных усилий побагровело, став похожим на свеклу-мутанта, переходящий в залысины лоб пошел морщинами. — Не отдадим ни пяди земли этим… ну… э… чудовищам!
Камера чуть отодвинулась и стала видна размещенная на грудном щитке эмблема — две переплетенные между собой молнии, темная и светлая.
— Корпус «Зевс», — заметил Сахарный. — Командиры с Земли, рядовой состав почти весь с Олимпа…
— Откуда ты знаешь? — удивился Роберт.
— Я там служил.
Изумление Роберта возросло. До сего дня сосед по палате ни разу не упомянул о том, что было с ним до попадания в госпиталь, а когда начинались разговоры-воспоминания, он просто отворачивался к стене.
Сержант Юджин Хопкинс продолжал вещать что-то о славном пути собственной боевой части, но слушать его речь, явно написанную кем-то другим, никогда форсеров в глаза не видевшим, было тошно.
Роберт поискал другой канал, но безрезультатно.
— Выключись, — проговорил Конноли, когда стало ясно, что попытки эти обречены на провал.
Телевизор погас, и в палату вернулась тишина.
То, что находилось в термочане, трудно было охарактеризовать каким-то иным словом, кроме «неаппетитное». Возможно, люди умели готовить эту вещь, но форсерские повара столкнулись с ней впервые, так что результат их трудов выглядел жутковато.
— Лучше бы биомассой кормили, — пробурчал Пабло, без привычного энтузиазма работая ложкой. — Этим снабженцам все бы экономить! Дают какую-то дрянь человеческую…
— Они просто не знают, как правильно с ней обращаться, — примирительно сказала Анна.
— Неудивительно, что люди такие дохлые, если постоянно этим питаются, — фыркнул Стефан.
— Не нравится — не ешь, — пожал плечами Антон. — Оставайся голодным, но другим не мешай.
Марта ела неторопливо, стараясь не обращать внимания на вкус того, что отправляет в рот, и вспоминала сегодняшнюю ночь, прошедшую не очень спокойно…
Где-то под утро девушка, задыхаясь и хватая воздух ртом, села в кровати. Сердце подпрыгивало, как впавшая в брачное безумие песчаная крыса с Норли, лоб был мокрым от выступившего пота.
После прохождения боевой модификации сны посещали Марту исключительно редко, но в этот раз ей привиделось нечто настолько яркое, что посапывающие на соседних койках сослуживцы выглядели менее реальными, чем представшее девушке видение…
«Это был сон — поняла Марта. — Слава Пророку, это был только сон».
Там она стояла на одной из улиц Крайона, на обочинах бесшумно и бездымно пылали дома, а из-за горизонта поднималось нечто много более яркое, чем местное солнце.
Из сияния появился Пабло, несущий на руках вражеского снайпера, и поставил человека точно куклу. Возникший сбоку Антон вручил Марте снайперскую винтовку и приказал.
— Убей его!
Девушка поняла, что должна не выстрелить, а заколоть врага его же оружием, точно ножом.
— Давай, пришпиль его, — подбодрил Пабло. — Люди недостойны жить!
Марта попыталась отбросить оружие, но винтовка будто прилипла к рукам.
Сияние погасло, и на его месте обнаружился сам Пророк. Посмотрел на Марту глазами светлыми, как небо Эброна, разжал тонкие губы:
— Убей его, мое возлюбленное дитя, — голос создателя форсеров прозвучал до странности тонко. — Убей, ибо таков твой долг… Убей его, ради меня, ради нашего будущего…
И Марта, будучи не в силах сопротивляться, воткнула ствол винтовки в грудину человека, услышала треск ломающихся костей и увидела гримасу боли на знакомом ей лице.
Лице Роберта.
Сейчас, утром, сон казался глупым видением, но ночью девушка проснулась в диком ужасе и с трясущимися руками.
— Какая-то ты мрачная, рыжая, — вздохнула Анна и отложила ложку.
— Это от еды, — влез в разговор Пабло.
В термочане, несмотря на усилия бойцов, осталось еще достаточно неаппетитного варева.
— Ладно, — сказал Антон, убедившись, что доедать никто не собирается. — Пабло, отнеси посудину на кухню.
Бурча что-то, Пабло поднялся, ухватил термочан и потащил прочь. Хлопнула входная дверь.
— Полчаса свободного времени, — проговорил субтактик. — Пока никаких распоряжений не поступало, и это довольно странно.
Вторая оперативная бригада стояла в Крайоне пять дней, и ни один из них не прошел спокойно. Люди, отброшенные от города на добрый десяток километров, ухитрялись возвращаться, устраивали засады, минировали развалины. Гремели взрывы, звучала стрельба.
Патрулирование сменялось зачистками кварталов, напоминающих лабиринты из развалин. Вчера прошел слух, что оперативную бригаду отправят дальше на запад, где продолжались жестокие бои.
Но пока он ничем не подтверждался.
По пути к собственной кровати Марта заглянула в санитарный блок и задержалась у зеркала. Изучив собственное отражение, осталась вполне довольна, и тут взгляд ее упал на лежащий перед зеркалом маленький цилиндрик.
«Шампунь „Белая роза“» — было написано на нем.
Из трех слов девушка точно знала значение только одного. Поколебавшись, Марта сняла колпачок. Из цилиндра полезло что-то перламутрово-белое и очень приятно пахнущее.
Девушка принюхалась, и из глубин памяти всплыло слово «духи».
У мамы имелся прозрачный флакончик, в котором хранилась жидкость под таким названием. По праздникам он извлекался из шкафа, немного жидкости оказывалось на маме, от нее начинало очень приятно пахнуть, а у них с папой делались очень довольные лица.
Марта вздохнула, отгоняя непрошенные воспоминания, и потянулась к кармашку, где хранила филс. Но вовремя осознала, что жвачка давно закончилась, а пополнить ее запасы не удалось.