И Безарион вновь, как десять веков назад, будет столицей всех людей. А затем…
В этом месте Харугот остановил сам себя – рано, слишком рано для таких мыслей. Кивнул откланявшимся послам, проводил их взглядом и после этого резко поднялся с трона.
– Доволен ли мессен? – осторожно приблизился канцлер.
– Еще как, клянусь Великой Бездной, – консул задумчиво почесал подбородок. – И сейчас я отправлюсь в подвалы, надо потолковать с одним из их обитателей…
Ари Нарн поклонился, вслед за ним согнули шеи прочие таристеры и ученики. Харугот пошел к выходу, и «статуи» гвардейцев ожили, двинулись за ним. Выйдя из тронного зала, консул вздохнул с облегчением, и зашагал по ней вниз. Миновал поворот к своим покоям, на первом этаже прошел мимо входа в зал для приемов, и оказался перед массивной дверью, окованной железными полосами.
Охраняющие ее Чернокрылые при виде консула вытянулись, задрали подбородки, пальцы сжали на рукоятях мечей.
– Открывайте, – велел Харугот.
Один из гвардейцев снял с пояса большой железный ключ и вставил в скважину замка. Внутри двери чуть слышно лязгнуло, и она отошла в сторону, открыв узкую, идущую вниз лестницу меж бугристых, серых стен.
– Ждите здесь, – Харугот забрал у одного из Чернокрылых эскорта факел и зашагал по неровным ступеням. Дверь за ним захлопнулось, пламя чуть заметно колыхнулось и вновь засияло ровно.
Лестница закончилась просторным залом с низким потолком, служившим чем-то вроде караулки для палачей. При появлении консула со стоящей в углу лавки поднялись двое заплечных дел мастеров в чистых пока фартуках, а с табуретки вскочил дежурный писец.
– Ты сегодня не нужен, – сказал ему Харугот, – а ты, – он показал на более мелкого из палачей, с огромным носом и венчиком черных волос вокруг розовой плеши, – пойдешь со мной. Сегодня мы побеседуем с узником нижней камеры, причем прямо у него в обиталище.
Носатый палач, немой от рождения, кивнул и взял с пола мешок, в котором что-то звякнуло. Затем пошарил в стоящем на полу ржавом сундуке, и вынул оттуда причудливо изогнутый ключ. Улыбнулся Харуготу и показал в сторону закрытого решеткой прохода в дальней стене.
За ней начинались собственно подвалы. Построили их давно, многие императоры приложили руку к расширению и углублению подземелий. Часть проходов за давностью обрушились, другие оказались забыты, а то, что осталось, консул использовал для своих целей. Тут обитали крысы, черви и пауки, шум капающей воды, непонятные шорохи, а с недавнего времени – крики пытаемых узников и лязг кандалов.
Вслед за носатым палачом Харугот миновал решетку. Они прошли коротким коридором и начали спускаться по закрученной спиралью лестнице. Оставили выше четыре площадки с отходящими от них проходами, и остановились перед пятой. Тут лязгнула, открываясь, еще одна решетка, в низком туннеле за ней пламя факелов будто ужалось, стало меньше и тусклее.
Здесь ощутимо давила тяжесть земли над головой, и даже Харугот чувствовал себя не очень уютно. В тоннеле имелась всего одна дверь, узкая и какая-то кривая, точно сведенная судорогой.
Палач открыл замок, и они шагнули в наполненный запахом немытого тела и нечистот мрак. На полу что-то зашевелилось, факелы осветили лежащего на куче грязной соломы человека в лохмотьях. Он приподнялся, стало видно, что руки его скованы за спиной, а пальцы связаны друг с другом. Звякнули кандалы, раздался глубокий, мощный голос:
– Неужели это снова ты? Явился меня мучить, кровопийца?
– Не мучить, а задавать вопросы, – Харугот воткнул факел в скобу на стене, заложил руки за спину. – Если ты ответишь на них быстро, то мой спутник тебя и пальцем не тронет.
– Спрашивай, – обитатель нижней камеры отнял ладонь от глаз, и стало видно его лицо – с благородным прямым носом, морщинами на лбу и бородкой, некогда опрятной, ныне же превратившейся в колтун.
Оно было хорошо знакомо Бенешу и многим жителям Гюнхена.
– Скажи, Лерак, – Харугот вперил в узника взгляд, и в темных глазах его замелькали багровые огоньки, – что именно ты сделал, чтобы защитить своего подопечного? Какое колдовство наложил?
– Свой знак, и все.
– Неправда. Тогда почему след крови, сделанный на этого ублюдка, перестал работать? Он просто не загорается…
– Ты осмелился использовать запретную магию? – губы узника тронула улыбка. – И спрашиваешь меня, почему она не действует? Подумай, ведь если бы я наложил защиту, то след крови не сработал с самого начала! А ведь в первый раз у тебя получилось!
– Запретную! – это слово консул прошипел, глаза его сузились. – Кто ее сделал такой? Боги! И они за это… – он замолчал резко, а когда заговорил вновь, то голос Харугота вновь звучал ровно. – Впрочем, речь не об этом. Раз ты не хочешь говорить сам, тебе помогут.
И, повернувшись к палачу, все это время неподвижно стоявшему у входа, он кивнул. Носатый плешивец улыбнулся и принялся развязывать мешок.
– Зачем мучаешь? – вздохнул Лерак Гюнхенский, глядя, как на свет появляются щипцы, толстые иголки и небольшие тиски. – Ведь знаешь, что это моя боль ответит тебе, а не я сам. Убил бы лучше…
– Твой труп сгодится только на поживу свиньям. А живой, хоть и покалеченный, ты еще можешь послужить мне, – Харугот уловил запах страха, исходящий от узника, и позволил себе улыбнуться. – Ну что, приступим?
Через несколько мгновений из нижней камеры донеслись крики.
Они звучали долго, очень долго.
Олен проснулся оттого, что его укусили за нос. Испуганно открыл глаза и обнаружил перед лицом морду Рыжего.
– Ты что, сдурел? – пробормотал он, едва шевеля языком спросонья, и попытался отпихнуть кота. Но тот громко мяукнул и клацнул зубами, показывая, что может цапнуть еще раз.
По всему выходило, что Рыжий не играется, а пытается о чем-то предупредить.
– Что такое? – Олен приподнял голову от тощей, как купеческая совесть, подушки, и прислушался.
На соседней лежанке негромко похрапывал Бенеш, под полом попискивали мыши. А вот за окном, во дворе, происходило нечто странное – слышался конский топот, тихое полязгивание.
– Клянусь Селитой, – Олен вскочил, подошел к окну и выглянул. Рассмотрел двигающиеся на фоне забора фигуры всадников, стоящего на крыльце хозяина, уловил тусклые блики на кольчугах. – Не может быть. Они что, явились за нами сюда? Эй, вставайте! Быстрее, быстрее!
Сердце сжалось от накатившего страха, но почти сразу забилось ровно. Испуг прошел, сменившись удивившим самого Олена спокойствием и готовностью действовать. Голова заработала ясно и четко, сердце забилось чаще, а потекшая быстрее кровь начала раздувать мышцы.
Саттия подняла голову, точно и не спала, Бенеш же продолжил храпеть, как ни в чем не бывало.
– В чем дело? – спросила девушка.