— Мы спаслись чудом, не иначе…
— Муррау, — встрял Рыжий, точно соглашаясь. Подошел к следам, оставленным речным зверем, и начал их обнюхивать.
— Теперь нам осталось найти Бенеша, и все будет совсем хорошо, — Олен убрал меч. — Куда он там пропал?
Словно в ответ из зарослей выдвинулась унылая морда серого мерина, а за ней — сидящий в седле ученик мага, поцарапанный и помятый.
— Вы живы? — сказал он, моргая темными глазами. — Как здорово… Это речной волк, но вел он себя как-то странно…
— Что еще за волк такой? — нахмурилась Саттия.
— Это… крупный прибрежный хищник, обитает в больших реках северной части Алиона от Деарского залива до Предельных гор. Именуется также топляком и жорехом. Достигает десяти локтей в длину, опасен в воде и на берегу…
— Это мы поняли! — фыркнула Саттия. — Но почему он нас не съел? Даже не попытался! А просто напугал и удрал!
— Словно хотел предупредить, — задумчиво проговорил Олен, — что ехать в эту сторону не нужно. Бенеш, ты заметил его глаза?
— Да. Белые, точно незрячие.
— Это странно, но никакие волки, сухопутные или водные меня не остановят! — Олен сам удивился, как жестко прозвучал его голос, и поспешно сбавил тон. — Надеюсь, ты больше не хочешь купаться?
— Уж лучше похожу потным, — ученик мага глянул на реку и боязливо поежился.
Саттия вскочила в седло, и путники двинулись дальше. Рыжий чихнул и побежал следом.
Проходящий через высокие окна свет пронизывал сумрак тронного зала кривыми столбами. В них танцевали пылинки, оседали на пол, выложенный белыми и желтыми плитками. Падали на лежащее у стены тело. Неподвижное и холодное, оно походило на труп, но стоящие рядом молодые люди в бурых балахонах и воины в черных плащах не решались дотронуться до него вторые сутки.
Харугот из Лексгольма, консул Золотого государства, внушал страх даже в таком состоянии.
О том, что случилось тут позавчера вечером, напоминал пролом в стене и пятна высохшей крови на полу. Они темнели там, где от руки проникшего в замок чужака пали десятеро гвардейцев.
Трупы канцлер Редер ари Налн приказал унести, а вот про кровь в суматохе забыл.
За проломом в полумраке небольшой комнаты виднелся Камень Памяти, по его гладким бокам бегали алые зарницы. Отсветы от них падали на лицо Харугота, белое и совершенно неподвижное.
— Сколько можно ждать? — в очередной раз спросил канцлер, за эти два дня постаревший на несколько лет. Он прекрасно понимал, что без поддержки консула, возвысившего его из нищих таристеров до одного из важнейших лиц государства, может потерять не только положение, но и жизнь. — Наверное, пора сообщить знатнейшим таристерам о его смерти…
— Наставник не мертв, — глухо пробормотал один из людей в бурых балахонах — учеников Харугота, — он лишь спит…
— А когда проснется? — ари Налн не выдержал, сорвался на крик. — Если не сделает это сегодня, то обезумевшая от радости толпа попытается ворваться в замок! В городе уже болтают невесть что и точат мечи!
Веки Харугота дрогнули и поднялись, обнажив глаза, черные и совершенно пустые. Заглянувший в них ученик, толстый и лысый, застонал и мягко осел на пол.
— Рано ты собрался рыть мне могилу, Редер… — голос консула прозвучал тихо и зловеще, как шорох скользящей по полу змеи.
— Мессен! Не велите казнить, мессен! — канцлер упал на колени, молитвенно сложил руки перед грудью. — Я просто…
— Тихо, — Харугот сел, блеснули перстни с драгоценными камнями, украшающие его руки. Под бешеным взглядом правителя Безариона отступили на шаг его ученики и командиры гардейцев-Чернокрылых. — Скажи лучше, сколько я провел… без сознания?
— Двое суток, мессен.
— Два дня и две ночи странствий по безднам ужаса, обиталищам тьмы и ненависти… — консул поднял руку, потер шею там, где виднелась красная полоса, напоминающая пролежень. — А теперь все — вон! Останься ты, Редер, ты… — он указал на командира Чернокрылых, — и ты, Нивуч…
Названный ученик, очень высокий, с длинным лицом, гривой пепельных волос и острым носом, покорно наклонил голову. Остальные подняли обеспамятевшего товарища и поспешили к двери. За ними заторопились гвардейские сотники. Взметнулись и опали длинные черные плащи.
— Вот и славно, — проговорил Харугот, когда хлопнула, закрываясь, дверь. — Вы поступили очень умно, что не попытались меня убить. Все равно у вас ничего бы не вышло. И за это я награжу вас — оставлю в живых.
— Милость мессена велика, — в один голос отозвались ученик, командир Чернокрылых и канцлер.
— Это верно, — Харугот поднялся, взглянул на пролом в стене, где алел Камень Памяти. В глазах его вспыхнула злость, а угол рта дернулся. — Редер, твоя задача — найти того, кто сможет починить тайную дверь. Выполняй немедленно. Еще распорядись, чтобы мне принесли чего-нибудь поесть и выпить. Прямо сюда.
— Все понял, — ари Налн поклонился и почти бегом направился к выходу из зала.
— Теперь ты, Тратис, — правитель Безариона повернулся к командиру гвардии. Тот, грузный, плечистый, с пышными седыми усами и широкими мозолистыми ладонями, преданно вытянулся. — Отбери шестерых или семерых лучших твоих молодцов. Из тех, кто не понаслышке знаком с искусством следопыта, сражается не хуже, чем сам Азевр, и предан мне до глубины сердца. Найдешь таких?
— Так точно. Через полчаса они будут перед вами.
— Отлично. Выполняй, — Харугот проследил, как командир Чернокрылых идет к парадным дверям, а потом заковылял к трону. Взобрался по ступенькам и тяжело опустился на него так, что древнее кресло вздрогнуло. — А ты, Нивуч, иди, переоденься в обычную одежду. Захвати денег из вашего тайника и возвращайся как можно быстрее.
— Будет исполнено, — и ученик побежал вслед за гвардейцем.
Консул Золотого государства остался в зале один. Но продлилось это одиночество недолго. С поклоном вошел слуга, несущий на подносе кувшин с крышкой и кубок из золота. Потом явился второй, с широким блюдом, на котором лежали полоски тушеной в пряностях зайчатины.
— Поставьте сюда, — Харугот привстал на троне, едва не коснувшись макушкой торчащей из спинки обруча короны. Ткнул пальцем в помост. — Нет, наливать не надо… Свободны, оба!
Слуги поклонились еще раз и бегом удалились. А консул сам налил себе вина и принялся за еду. К тому моменту, когда вернулся Нивуч, он успел выпить три кубка и опустошить блюдо. Последние признаки мертвенности исчезли с лица, на смуглых щеках появился румянец.
— Я прибыл, мессен, — даже в обычном торлаке из темно-синей ткани ученик выглядел странно. Напоминал вырядившуюся в человеческую одежду большую хищную птицу, в светлых глазах таилось холодное презрение.
— Отлично, — консул потер подбородок. — Сейчас явятся остальные, и я объясню, что вам предстоит.