Он вытащил из ножен ледяной клинок и попытался выкинуть из головы все мысли о Саттии. Постарался сосредоточиться на том, что необходимо выжить в храме, некогда возведенном неведомыми уттарнами, дойти до истока Тьмы и заткнуть его так, чтобы не осталось и следа.
Пустынные коридоры ветвились, Олен шел дальше и дальше.
Качнулись и неподвижно повисли закрывавшие проход створки из темного дерева. Саттия закусила губу, давя рвущийся из глубины души крик – ну зачем он отправился на верную смерть? Что будет делать она, если Олен не вернется из недр Дома Ничтожества? А он, скорее всего, не вернется.
Ведь оттуда не возвращался еще никто. Хотя никто и не заходил туда.
С самого военного лагеря у Ла-Малады, когда сельтаро признали ее своей, Саттия давила в себе чувства, недостойные представительницы гордого народа эльфов. Пыталась убить позорящую ее страсть к человеку, и ей время от времени начинало казаться, что она близка к успеху. Что Рендалл ей вовсе неинтересен, даже неприятен…
Легче всего стало в хижине старого Хранителя, когда она приняла в себя груз темного, страшного знания. Научилась призывать разлитую в этом мире силу Тьмы и обращать ее себе на пользу. От обретенного могущества не закружилась голова, но простые эмоции и желания, какими живут роданы Алиона, отступили в сторону. На нее навалилось серое облако равнодушия, в котором белым огнем горела одна-единственная цель.
Разрушить святилища, не дать Тьме уничтожить мир.
Умирающий ли Хранитель вложил в свою наследницу это стремление, или она сама прониклась им, познав истину о том, что происходит на Теносе, – это было не так важно.
Но сейчас, когда Олен пошел умирать, чувства вернулись. Нахлынули с такой силой, что Саттия едва не забыла о том, где они находятся и что происходит. Ей в одно и то же время захотелось рассмеяться, заплакать, выругаться и осушить большую кружку крепкого пива, чтобы только заглушить боль в душе…
– Эй, ты в порядке? – от переживаний ее отвлек вопрос Арон-Тиса.
Гоблин смотрел уроженке Ланийской марки прямо в глаза, и взгляд его был до отвращения понимающим.
– Да. – Саттия отогнала желание рявкнуть на алхимика. – Готовьтесь. Чернокрылые скоро будут здесь.
Она уже слышала торопливые шаги, раздававшиеся вне пределов храма, резкие команды и позвякивание кольчуг.
– Будут-то будут, – Гундихар невозмутимо скинул с плеч мешок, похлопал по нижней секции «годморгона», – да у нас найдется чем их встретить. Эй, Арон-Тис, у тебя еще каких сюрпризов не будет? Вроде тех шариков.
– Поищем, – с достоинством ответил алхимик. – А вот восстанавливающего силы снадобья больше нет. Тебе, Бенеш, оно бы пригодилось, я думаю.
– Ничего, я так … справлюсь. – Маг глубоко вздохнул, потер уши, точно гуляка, решивший слегка протрезветь.
Едва успели занять позицию, как в коридоре, идущем от ворот, зазвучали шаги. Трое Чернокрылых, укрывшись щитами и выставив мечи, двинулись на разведку в глубь строения.
Саттия убила их одного за другим, вогнав каждому стрелу в узкую щель между шлемом и щитом.
Легче на душе не стало.
– Ловко, – одобрил Гундихар. – Дальше они, если я хоть чего-то понимаю в тактике, полезут скопом.
– А тут я их встречу. – Арон-Тис продемонстрировал выточенный из камня круглый сосуд, заткнутый тоже каменной пробкой. – Тут у меня желчь зроита, жутко ядовитая и дорогущая штуковина. В смеси с летучим порохом. – Бенеш вытаращил глаза, гном хмыкнул. – Убьет даже дракона. Правда, быстро теряет силу, но нам же и не надо, чтобы этот проход стал непроходимым на год-другой?
– Не надо, – улыбнулась Саттия. – Ну и где там эти шустрые парни из Безариона?
Чернокрылые не заставили себя упрашивать.
– Ешли дело так и дальшшхе пойдед, то мы остахнемся бес людей, – горло и лицо Савирта покрывали жуткие шрамы, один глаз закрылся навечно, второй с трудом поворачивался в глазнице.
Но самое главное – рыжий маг был жив.
Он непременно умер бы, не окажись вокруг столько силы Тьмы, которая не дала так просто сгинуть верному слуге.
– Это точно, – покачал головой Корел. – Пятнадцать человек погибли в один миг, едва шагнув в проход. Причем без всякой магии. Как такое возможно, хотел бы я знать? А?
Повисшая над Теносом ночь шла к пику своего могущества. На востоке всходила луна, ее серп висел над самой водой, будто взлетевший корабль. Ученики Харугота стояли около входа в самое большое святилище, неподалеку толпились уцелевшие в недавних передрягах воины.
Меньше чем за сутки из сотни осталось чуть больше двадцати, причем все были испуганы до последней степени.
– Да ушххх… – кивнул Савирт, морщась от боли в разодранном когтями горле. – Что делхать будем?
Корел почесал бровь, подумал, что неведомо откуда взявшаяся на Теносе компания совсем не проста. Взять хотя бы кота, неуязвимого для Тьмы, умеющего прятаться даже от взгляда мага. Да и остальные, судя по попытке ворваться внутрь главного храма, тоже не обычные роданы.
Среди них есть маг, лучница, скорее всего – алхимик, и еще тот тип со светящимся мечом…
Зачем они появились на проклятом острове и что им нужно в самом большом из древних святилищ? Ответ может быть только один – чужаки желают каким-то образом сокрушить храм, сделать так, чтобы Тьма перестала сочиться в пределы Алиона.
А долг учеников Харугота – помешать им, сохранить источник сил для себя и для наставника.
– Похоже, настало время поработать нам самим, – проговорил Корел. – Хватит прятаться за спины других. Необходимо проникнуть внутрь и уничтожить всех, кто опасен для нашего дела.
– Кхак? – прошипел Савирт.
– Я знаю способ, – и Корел изложил свой план.
Двое учеников Харугота встали лицом к лицу, подняли руки. Тьма вокруг них заходила ходуном, закрутился, поднимаясь от земли, вихрь из черного тумана, завыл налетевший ветер. Хмарь взметнулась исполинским плащом, затмила звезды, умерила сияние месяца.
Чернокрылые мрачно наблюдали за ритуалом, но даже опытные рубаки, всякого повидавшие на службе консула, вздрогнули, когда марево распалось, а на месте двоих колдунов обнаружился один, тот что с порванным горлом. Второй исчез бесследно, словно провалился сквозь землю.
А Корел, вздрагивая от терзавшей тело боли, двинулся ко входу в храм.
Нет, он не сделался невидимым – подобное чародейство не по силам даже тем, кто учился у величайшего мага Алиона. Он просто позволил Тьме разъять свою плоть, стал менее вещественным, почти прозрачным, невидимым для обычного зрения, особенно в ночном мраке.
Но за это приходилось платить жуткими мучениями и балансировать на самой грани того, что Тьма вырвется из-под контроля и расчленит на части доверившееся ей существо, погасит его сознание. Поэтому Корел двигался со скоростью ползущей без спешки черепахи.