– Я все же нашла тебя… – произнесла Хельга, еле двигая губами. – И… спасла.
– Но зачем? Как ты выжила? – из памяти совсем некстати появились воспоминания о последних мгновениях в Вейхорне: лиафри бьет Юрьяна кинжалом в подбородок, и Харальд, в свою очередь, бросает не предназначенный для метания меч. Тот вонзается девушке в бок, чуть ниже сердца.
– Ты все равно не поймешь… – отозвалась она. – Слишком сложно это понять… тому, кто…
Она перестала говорить, точно внезапно заснула, и жизнь ушла из фиолетовых глаз. Олен в первый момент не поверил, что лиафри умерла, решил, что она потеряла сознание.
Чернокрылые снова ринулись в атаку, и Рендаллу пришлось опять размахивать мечом, отражать чужие удары, наносить собственные. Свалив двух наиболее шустрых врагов, он нагнулся, и на этот раз убедился, что девушка, пришедшая следом за ним из Вейхорна, мертва.
И в тот же момент Олен спиной почувствовал яростный, ревнивый взгляд Саттии.
Но не обратил на него внимания.
Нет, Рендалл не закричал от ярости, не впал в боевое безумие. Он просто решил, что Харугот сегодня сдохнет, даже если последнему отпрыску рода императоров Безариона придется отдать сердце во власть ледяному клинку. И расчетливое спокойствие осенило его душу.
Олен сражался размеренно и спокойно, без невероятных выпадов Харальда, без могучих ударов и хитрых финтов. Но враги падали под его мечом один за другим, тела валились друг на друга. Чернокрылые пятились, сбивались с шага, нападали по двое, по трое, они действовали слаженно и умело, но не могли ничего поделать с человеком, превратившимся в убийственное устройство из костей, мускулов и сухожилий.
Ни одной лишней мысли не было в голове Рендалла, он ничего не боялся, ни на что не надеялся и не горел жаждой мести.
Он шел прямо к Харуготу из Лексгольма, расчищал дорогу, точно лесоруб в чаще. Только здесь вместо деревьев стояли опытные и сильные воины, и шансов у них было так же мало, как у сосны – против топора.
Олен не оглядывался, он чувствовал, что спутники движутся за ним, прикрывают предводителю спину. Что продолжает рубить эльф, не останавливается Харальд и машет мечом Саттия.
И где-то там, позади, оставался Бенеш, по-прежнему сражавшийся с заклинанием, выпущенным учениками хозяина Безариона.
Внимание Харугота тем временем кто-то отвлек. Консул уставился вправо, к устью Большой улицы, примерно в том направлении, откуда появилась Саттия. Зарычал сквозь зубы, взмахнул руками, над головой его завертелась воронка повернутого острием вверх черного смерча.
Взвыло так, что уши Олена на мгновение отказали, а сам он приготовился отражать нацеленную на него атаку. Но три черные волны, что одна за другой вырвались из смерча, ушли вбок. Сквозь отступающую глухоту Рендалл уловил грохот и треск – похоже, начал рушиться попавший под удар дом.
Но, судя по физиономии Харугота, успеха консул не достиг.
Скривился, точно вместо вина хлебнул уксуса, и воронка исчезла, растаяла серым дымом. Зато темный кокон вокруг консула начал разбухать, подобно брюху сосущего кровь комара, во мраке замелькали серые уродливые силуэты, забормотали тысячи унылых, полных злобы голосов.
Вертикальная трещина, из которой хлынул тусклый свет, расколола кокон, и из нее устремились вперед жуткие, меняющие очертания тени. Покатившуюся от них волну ярой злобы ощутили все. Чернокрылый, что сражался с Оленом, вздрогнул, и пропустил удар в плечо.
Дальше осталось только его добить.
Место убитого занял другой, высокий и плечистый, с серебряными крылышками на шлеме.
– Держаться, парни! – завопил он.
– Уходи, сотник, – неожиданно даже для себя сказал Рендалл, с трудом удерживая от удара руку с мечом, который нестерпимо сверкал, и, казалось, дергался в ладони, жаждая крови. – Людей уводи. Или я положу вас всех.
– Я присягал, – прорычал командир Чернокрылых.
Олен пропустил удар, и атаковал сам, готовясь услышать хруст пробитой кольчуги и чавканье пропоротой плоти. Но сотник необычайно ловко извернулся, и вновь ударил из невозможной позиции, с оттягом на себя, стараясь зацепить горло.
Что бы ни говорили о гвардии Харугота, бойцы в ней были собраны и в самом деле отличные.
Сотник продержался против Олена невообразимо долго, и напомнил уроженцу Заячьего Скока воина по имени Гедари, с которым пришлось сражаться в вывернутом наизнанку мире.
Как давно. Всего полгода назад…
Сотник упал, заливая мостовую кровью из разрубленного паха, а Рендалл шагнул через мертвое тело. Увидел, как по темной колонне, скрывавшей фигуру Харугота, пошла дрожь, и столб из Тьмы распался на два, причем в каждом из них осталась полупрозрачная фигура всадника.
Один из столбов задрожал, в судороге породил двойника.
«Хочет сбежать! Скрыться!» – мелькнула догадка, и Олен яростнее заработал мечом. Быстрее прорваться туда, где Харугот плодит фантомы, надеясь укрыться от возмездия…
Но Чернокрылые, несмотря на гибель вожака, встали стеной, и сумели остановить даже натиск Рендалла.
– Чтоб вас… – пропыхтел он, чувствуя, как потихоньку накатывает усталость, как все труднее становится размахивать необычайно легким для своих размеров клинком. – Да, клянусь Селитой, я…
Довести фразу до конца он не успел.
Полупрозрачные всадники в совершенно одинаковых темных столбах повторили один и тот же жест, точно бросая что-то вперед. И колонны из мрака неспешно поплыли, и не туда, где сражался Олен, а к неведомому противнику консула, которого Рендалл не мог даже увидеть.
Хотя, учитывая появление Хельги, мог предполагать, кто это…
Шесть всадников растворились, исчезли в темных вихрях, и остался только один – Харугот. Колдовство словно состарило его на несколько лет, глаза из черных стали белыми, в волосах прибавилось седины, плечи согнулись, а гладкую кожу избороздили морщины.
Рухнул, выплевывая собственную кровь, последний стоявший на ногах ученик, выпад тар-Готиана свалил неосторожно открывшегося Чернокрылого, крикнула что-то торжествующее Саттия.
Но ни тени неуверенности не появилось на лице консула.
Он спокойно слез с пребывавшего в каменной неподвижности коня и потащил из ножен меч.
– Ну, иди же сюда, иди… – в этот момент Олен готов был молить разом всех богов и Алиона, и Вейхорна, чтобы Харугот в последний момент не передумал, не решил, что разумнее будет удрать.
И, несмотря на терзавшую тело слабость, Рендалл пустил в ход Сердце Пламени. Поток рыжего огня ринулся вперед, поглотил силуэты Чернокрылых, их плащи вспыхнули, точно сухие листья. Оборвался и стих чей-то истошный крик, звуки перекрыл тонкий, противный звон.
Олен не сразу сообразил, что это звенит у него в ушах.