– Ты чего? – спросил Антон.
– Не знаю, – я поежился. – Такое ощущение… нет, не знаю.
– Нас «ведут», – сказала Ангелика спокойно, почти равнодушно. – От самого костела. Вот только не могу понять, кто и каким образом, и это меня немножко смущает. Пойдем, нечего стоять. Втроем от профессионально организованной слежки мы все равно не оторвемся.
Чужой взгляд перестал щекотать мне затылок вскоре после ворот Святого Флориана. Но что-то подсказало мне, что нас не оставили в покое, просто слегка ослабили натяжение поводка.
Только когда за спиной сомкнулись двери «Коперника», я почувствовал себя в безопасности.
– Я пойду работать, – сказал я. – А вы как хотите.
Бартоломью, похоже, решил воспользоваться моментом, чтобы перейти в радикальное наступление.
– Нет ли желания посидеть в баре? – спросил он, томно воззрившись на Ангелику и пошевеливая бровями. – Мы могли бы выпить хорошего вина, поговорить, узнать друг друга получше… Я уверен, это стоит того.
Я с трудом удержался от смешка, когда железная леди варианта джуниор холодно ответила:
– Нет, не стоит. Кроме того, у меня есть срочные дела.
Когда она решительно направилась к ресепшену, вид у нашего худреда стал расстроенный, точно у кутенка, которого впервые в жизни посадили на цепь. В глазах появилась обида, а лицо выражало вопрос: «За что?»
– Пойдем, – сказал я мягко и подтолкнул Бартоломью в бок. – Эти женщины, они… сам понимаешь.
Антон издал судорожный вздох и потащился за мной.
Мы поднялись на второй этаж, и я посоветовал ему посмотреть телевизор и расслабиться. А сам вошел в свой номер, вытащил из рюкзака ноутбук и расположился с ним на кровати.
Всякому, кто зарабатывает на жизнь сочинительством, – журналисту, копирайтеру, писателю, сценаристу, – знаком острый зуд в пальцах, что возникает, когда тебя тянет за клаву. К сожалению, появляется он до обидного редко, и большей частью приходится функционировать на голом профессионализме, обыкновенной жадности и жалких крохах энтузиазма.
Но сейчас мне и в самом деле хотелось работать.
Я еще раз проглядел фотки, прочитал материалы, открыл заготовку для статьи и принялся набивать ее содержанием. Кое-что пришлось выкинуть, многое добавить, но основная концепция сохранилась – злобные сектанты во главе с Джаваном угрожают миру.
Работа спорилась, и только в десять вечера я вспомнил, что надо бы заглянуть в почту.
– Что там нам шеф прислал? – пробормотал я, подключаясь к Интернету. – Так, иди-ка к папочке…
В приложении к письму, отправленному на мой адрес с ящика «[email protected]», обнаружилось настоящее бизнес-досье на «хозяина заводов, газет, пароходов», гражданина Норвегии по имени Ирге О’Дил.
– Чудесно, – проворковал я. – Просто-таки пат-пат-патрясающе… недвижимость в Англии, отели в Норвегии… кофе-шопы в Амстердаме… налоговые декларации, адреса и телефоны, списки работников. Живем, братва. С этим вполне можно пощупать мистера Джавана за мягкое место…
Если, конечно, он первым не доберется до наших задниц.
Чтобы дать отдых глазам, я лег на спину и принялся глядеть в потолок. Через мгновение осознал – что-то впилось мне в филейную часть, и протянул руку, чтобы извлечь источник дискомфорта.
В следующий миг я изумленно вытаращился на покрытый узорами диск из желтого металла.
Это что, находка Бартоломью все это время, с момента визита к Егору Евграфовичу, так и провалялась у меня в кармане, а я про нее ни разу не вспомнил? Ладно, это еще ерунда – почему ее не отобрали обыскивавшие меня злобные молодцы, посланные Джаваном? И как на нее не среагировали металлоискатели в аэропортах? Да и моя задница, если уж на то пошло?
Эта штука должна была воткнуться в нее еще в чартере, летевшем из Москвы в Прагу.
«Что-то тут нечисто», – подумал я, разглядывая белесовато-золотистую поверхность, завитушки и волны, образующие контуры неких увитых водорослями сооружений.
И вновь меня посетило ощущение, что я держу нечто совершенно чуждое всей человеческой культуре, накатило чувство неземного холода, исходящего от незамысловатой, в общем-то, вещицы.
– Чтоб тебя, – сказал я и бросил диск на пол.
Он упал совершенно бесшумно, словно мягкая игрушка.
Я вернулся к статье, но драйв и ясность мысли безвозвратно ушли, на смену им явилась отупляющая усталость. Тело вспомнило о том, что прошлую ночь провело без сна и что в Москве сейчас вообще эти сутки уже закончились.
Я сохранил файл и выключил ноут, посетил душ и благополучно шлепнулся спать.
Уж мудренее утро вечера или нет – неясно, но продуктивнее точно, по крайней мере для меня.
Проснулся я от тяжелого удара в дверь, подскочил на кровати и попытался сообразить – приснилось или нет?
За окнами царил мрак, а значит, я очнулся в тот короткий момент, когда июньская ночь становится по-настоящему темной. В коридоре вроде было тихо, а в номере зверски воняло – то ли тухлой рыбой, то ли лягушачьей икрой.
Не успел я удивиться по этому поводу, как последовал второй удар, и дверь слетела с петель. С грохотом шлепнулась на пол, на фоне освещенного проема показался сутулый приземистый силуэт.
И в этот момент я понял, что предыдущий смрад был лишь легким амбре.
На меня хлынул поток такого зловония – полежавшая на солнце вобла, гниющие водоросли, птицеферма, горящая свалка, тухлые яйца, – что дыхание в моем зобу сперло жесточайшим образом.
А силуэт перескочил порог и оказался внутри номера.
– Ты кто такой? – просипел я, ухитрившись глотнуть воздуха и не упасть в обморок. – Чего надо?
Ответом стало раскатистое бульканье, заставившее меня вздрогнуть, и силуэтов стало два. Второй появился из коридора, и я успел разглядеть детали – серая чешуйчатая кожа, лысая башка, выпученные глаза.
Страх просто сдернул меня с кровати.
Что за уроды явились ко мне в номер посреди ночи? Или это жуткий, невероятно реалистичный сон?
– Умре-еш-шь… – с интонациями сломанного пылесоса просипел один из силуэтов, и звук его голоса привел меня в чувство.
Если эти типы говорят, то обладают ртом. А где рот, там и морда, которую можно набить. Весь потребный для этого инструментарий в виде кулаков у меня есть. Значит, нужно действовать.
Понятно, что рассуждения эти не блистали оригинальностью или тонкостью, но этого от них и не требовалось.
Я залепил по физиономии первому из ночных гостей. Ощущение было такое, что ударил по мокрому мешку с мясом – шмякнуло, чмокнуло, гнусный запах стал сильнее. Пнул коленом, норовя угодить в промежность, и на этот раз промахнулся, поразил только пустоту.